«Снежная королева» была короткая и только в самом конце зацепила Рину репликой Сказочника. Она даже прочла вслух: «Что враги сделают нам, пока наши сердца горячи? Да ничего!»
И тут в ее кровати что-то звонко щелкнуло.
Рина разворошила постель. Под подушкой лежал Сокровенник продавца из волшебного магазина. Глаза на переплете были широко открыты, а камешек под прозрачной пластинкой сверкал, как тлеющий уголек. Яркие импульсы зарождались внутри камешка и ритмично разбегались по нему, заставляя весь «секретик» пульсировать теплым светом.
Рина взяла дневник в руки, и переплет – точнее, глаза на нем – приобрел какое-то неловкое выражение. Однако замок, который прежде туго скреплял страницы Сокровенника, оказался открытым.
– Ты хочешь, чтобы я прочла? – уточнила Рина.
Дневник грустно опустил веки, наверное, в знак согласия, и Рина открыла его на первой странице.
Сегодня я купил этот Сокровенник – вести его стану как журнал поисков Яна. Накопилось уже достаточно зацепок, и теперь необходима некоторая систематизация.
В этом журнале я стану обращаться к вам, г-н Сорокин. Каждую ночь с того рокового визита я все думаю, почему поверил вам.
Легче всего было узнать, что за погром произошел в вашем притоне. Люди сердцогини Ризантеллы заранее знали о возможном преступлении, но опоздали на каких-то несколько минут… Сердцогиня любезно согласилась раскрыть мне свой небольшой секрет: при дворе она держит очень способного провидца. По ее словам, один глаз этого провидца совершенно обычный и видит окружающий мир, зато второму доступны видения, обыкновенно о различных преступных намерениях. В тот раз он принес сердцогине филактерию – небольшой сосуд, предназначенный для хранения и просмотра видений другими лицами, – и раскрыл намерение скандально известного господина Сорокина, то есть вас, съесть сердце моего мальчика…
Филактерия содержала и предысторию. То, что сам я помню весьма смутно и отрывисто, воссоздали видения провидца – в долгих беседах с ним я уяснил, как именно было обстряпано ваше дельце. Предложив пари, вы сразу спросили, какую из вещей, находящихся при мне, я готов пожертвовать как заклад. Я тогда пришел к вам буквально с пустыми карманами и честно об этом сообщил, чему вы нисколько не огорчились. Вы предложили в документе указать как мою ставку самое дорогое из того, что я оставил дома, – единственно чтобы неравноценность закладов не смутила свидетелей, – а на деле использовать любую мелочь, к примеру, пуговицу с моего пальто, которая к тому же участвовала бы в пари. То, что эта пуговица принадлежала мне, должно было служить доказательством отсутствия подлога с вашей стороны.
Выбрав первый попавшийся предмет – им оказалась ваза, – мы сговорились спорить, способна ли вода в ней заставить мою пуговицу расцвести. Перед самым началом из этой вазы удалили бы срезанные цветы, на вид совершенно свежие и не тронутые какой-либо алхимической реакцией. Условились, что, если пуговица расцветет, победа достанется вам, а если нет, выигрываю я. Суть спора показалась мне забавной. В самом деле, что может оживить кусок металла, окажись он хоть в самой плодородной почве, не то что в воде?
Мы составили документ и скрепили его печатью, как заявлялось, для таких ситуаций обыкновенной. В случае сомнений печать заставила бы непременно исполнить обещание.
Перед тем как пари было заключено, вы еще раз спросили о моем согласии. Тут я могу пенять на одного себя – у меня была возможность отказаться. Но вы нисколько меня не торопили, любезно отвечали на все вопросы, а сумма, указанная в документе, обещала моей маленькой семье безбедное будущее.
Когда же цветы извлекли из вазы и я опустил туда свою пуговицу, я понял, как жестоко обманулся. Она легла на дно, где и упокоилась, но ее металлическая поверхность внезапно порозовела с одного края, и над этим розовым пятном проступили крошечные частички. Вырастая и соединяясь, они все больше походили на морозный узор, расползающийся по стеклу, или на распускающуюся снежинку. Вскоре мою пуговицу было уже не узнать в короне из этих розовых кристаллов, а они все выпускали новые стрелы и стремились вверх, к краям сосуда. Никогда прежде я не слышал о магии, способной сотворить такое, и зрелище меня сразило.
И все же тогда я еще не осознал вашей выгоды в произошедшем.
Я осознал ее чуть позже. Правда, поделать ничего уже было невозможно. Хитро составленный документ лишил меня собственной воли и подчинил вашей. Не помню, как я вернулся домой и что сказал Яну, не помню и времени, когда мы с ним отправились в игорный дом. Было ли это сразу, или прежде я прожил несколько бесследно забывшихся дней? В какой-то момент меня привели в чувство люди сердцогини.
Тогда-то мне и открылась правда. Вы, Сорокин Яхонт Спиридонович, оказались видным лицом в высших кругах сердцогства. Поговаривают, что вы не последний среди членов некоего тайного общества и потому до сих пор разгуливаете на свободе. Вы не только держите игорный дом, но также продаете кардиамантические принадлежности, фамильяров и сердца. И кое-какую побочную деятельность вы проворачиваете знакомым мне образом – то есть заключая пари с отчаявшимися бедняками, причем суть спора каждый раз выдумываете абсурдную и подаете свою ставку как заведомо проигрышную. Вы объясняете эту странность своей верой в судьбу: якобы вы, добрейшая душа, и рады бы помочь неимущим, но после одного печального случая считаете, что судьба обязательно должна сама изъявить благоволение. С помощью, значит, пари. В случае своего проигрыша вы обещаете баснословные суммы, а в случае выигрыша требуете сердца. Выбираете вы бедняков с детьми, потому как, во-первых, родитель по устаревшему закону имеет право распоряжаться жизнью своего ребенка, а во-вторых, детское сердце для вас – самый лакомый кусок.
Тут я подошел к ранее неизвестному мне факту. Заключается он в следующем: кроме кардиамантов обыкновенных, извлекающих и вживляющих сердца в целях ремесла, есть особый и весьма пакостный вид – сердцееды. Самых отпетых можно отличить по черным рукам. Буквально. Извлекшие человеческое сердце руки навсегда становятся чернее сажи.
Теперь я хочу обозначить для себя, по какой именно причине до сих пор не смирился с гибелью Яна и ищу его.
Дело в том, что вы успели извлечь сердце Яна, но не успели съесть. Это проверяли впоследствии лучшие служащие Ее Светлости. Куда оно подевалось, так и не было доподлинно установлено, однако на этот счет у меня имеется свое мнение. Фамильяров в игорном доме было превеликое множество, и тут очень подходят известные слова про дерево, которое сподручнее всего спрятать в лесу.
Гаспар, мой знакомый с черного рынка, который и посоветовал мне попросить у вас денег, долгое время испытывал из-за случившегося чувство вины. Он взялся следить, кому ваша преступная личность станет продавать фамильяров. А стали бы вы непременно, потому как ситуация, к моей удаче, вышла скандальная, по слухам, подключилась даже Тайная Канцелярия. Со дня на день могли устроить в заведении детальный обыск.
Гаспар записал для меня имена покупателей, и теперь мне предстоит определить ведомства, в которых эти покупатели служат. Имен ни много ни мало двадцать три. Г-н Сорокин, вы, очевидно, распродали весь свой немалый фамильярский штат.
