Читать «Сентябрьские розы» онлайн - страница 90
Андрэ Моруа
– Как все это печально, Гийом! А ведь, похоже, это была сильная любовь.
– Любовь, какой бы сильной она ни была, требует подпитки.
– Так Полина с ней переписывается? Как забавно! Что могут они сказать друг другу?
– Они мне этого не сообщают, ни та ни другая. Мне кажется, они то набрасываются друг на друга, как гомеровские эринии, то клянутся в вечной дружбе, причем в ущерб мне.
– А почему
– Потому что существует женская солидарность. Вам ли этого не знать?
– Все гораздо сложнее, – мечтательно произнесла Эдме. – Чаще всего наблюдается женское
– Мне не нужно было бы от этого отказываться, если бы Полина сделала усилие и поняла, что порой мне необходима веселость, прихоти, нежность, если бы она сама попыталась мне их дать… А ведь она может, и вы это знаете. Полина – это женщина удивительная, ее возможности бесконечны, но она застыла в своем неприятии, словно для нее это дело чести. А я меж этих двух испанок… я… растерян.
Эдме ответила не сразу.
– По-моему, – сказала она, – главное – это понять, чего хотите вы сами. Вам не удастся изменить ни Полину, ни эту вашу Периколу, но удерживать при себе до бесконечности их обеих вы тоже не сможете. Значит, придется
– Вы были очень, очень красивы. Вы и сейчас красивы.
– Во всяком случае, достаточно красива, чтобы нравиться мужчинам… У меня была тысяча возможностей для разного рода приключений. Думаете, мне этого не хотелось? И тем не менее, будучи дважды замужем, я оба раза была верной женой… Я делала выбор.
– Все, что мне нужно, – произнес Фонтен, – это побыть немного одному и собраться с мыслями.
IX
Курс лечения одиночеством, который Гийом прошел в Лотарингии, пошел ему на пользу. Дом, полученный Полиной в наследство от Берша, стоял на вершине холма. Из окон Фонтен видел реку Мозель с растущими по берегам ивами, ольхой и тополями, и огородик приходского священника, который когда-то разбила Полина. Удивительную тишину тех мест нарушал только щебет птиц, гнездившихся в ветвях бука, чьи ветки раскачивались прямо возле каменного балкона. Фонтен работал на заре, пользуясь безмятежными утренними часами, а после завтрака гулял вдоль реки по узкой луговой тропинке. Вся эта растительная и животная жизнь, что копошилась у его ног, наполняла его сердце покорностью и смирением. Он думал: «То, что ивы или ласточки стареют точно так же, как люди, нисколько не утишает ту боль, что мне причиняет старость».