Читать «Женское оружие» онлайн - страница 271

– Вот ей бы эта молитва впрок не пошла, наверное, – задумчиво проговорила Анна. – А, бабоньки? Я так думаю, что читать ее надо от всей души, а не напоказ, как твоя свекровь убивалась.

– Молитва помогает, когда она от души идет, от всего сердца. А уж эту только та баба может прочувствовать, которая знает, что за мука такая – ждать, – убежденно сказала Вера.

– Вот и мне так кажется, – откликнулась Анна. – А посему, бабоньки, не стоит нам про неё языками чесать со всеми подряд. Девкам-то нашим она нынче и ни к чему еще, пожалуй… Вот когда в поход СВОИХ проводят, тогда можно им про неё рассказать. А пока сами молиться будем.

– Ой, Анна Павловна, а другим-то бабам, которые своих ждут… – начала было Ульяна, но Анна уже продолжила:

– Другим бабам – можно, только сами смотрите, чтобы не балаболки они были, чтобы молитва эта силу свою из-за их болтовни не потеряла.

Молчавшая на протяжении всего обсуждения Плава неожиданно застонала. Она сидела на самом краю лавки, и увлеченные разговором женщины не обратили внимания, что старшая повариха давно уже опустила голову на руки, вцепилась пальцами в волосы и потихоньку раскачивается из стороны в сторону. Теперь же ее стон, полный муки, заставил их обернуться.

– Плавушка, что случилось-то? – потянулась к ней сидевшая ближе всех Ульяна. – Что с тобой?

– Ой, слушаю я вас, бабоньки, и завидую-ю-ю, – выдохнула Плава. – Вы же сами не понимаете, какие вы все счастливые! Даже ты, Анна Павловна, и ты, Арина, счастливые были, когда мужей своих не дождались…

– Плава, ты в своем уме-то? – оскорбилась Верка. – Какое уж тут счастье?

– Счастливые вы, – повторила, мотая головой, Плава, и Верка осеклась на полуслове, увидев, наконец, лицо сидевшей напротив женщины. Такая мука была у нее в глазах, такая горечь в словах звучала, такой болью лицо исказилось, что понятно стало: не случайные это слова, не сгоряча они сказаны, а за много лет выстраданы. – Да, счастливые. Вы ждать можете и надеяться. А если ждать уже некого, так хоть воспоминания перебирать. А у меня этого нет, и не было никогда.

– А как же Нил, Плавушка? – неожиданно робко спросила Вея.

– А что Нил?

– Ведь он же любит тебя…

– Любит, да… Только вот сам он свободен, а я… Господи, ну неужели же я до конца жизни буду к своему придурку прикована? – вырвался у нее из глубины души отчаянный крик. – Ведь у каждой бабы муж как муж, и только у меня – большой ребенок. Ну да, естество свое берет – и он временами мужиком бывает, но все равно ведь дите дитем. Такого и обманывать-то грешно, все равно что ребенка обижать, да и не понимает он ничего. Было дело, пытались доброхоты наговаривать ему на меня, да толку-то. Он только смотрит испуганно, хлопает своими глазищами, а потом бежит ко мне, чтоб я его пожалела. И смех, и грех.

Плава говорила быстро, захлебываясь словами, словно стремилась побыстрее выплеснуть из себя застаревшую боль. Остальные смотрели на нее с удивлением и сочувствием: никто из них не задумывался до сих пор, как она выносит супружескую жизнь с мужем-недоумком, каково ей одной тянуть на себе такой воз. Никто из них, кроме, пожалуй, Веи, и не представлял даже, как она вообще оказалась замужем за таким человеком, как Простыня, а спрашивать до сих пор не решались. Не так уж и давно жила Плава в Ратном, но все помнили страшную казнь ее старшей дочери, и никому не хотелось лишний раз бередить раны женщины, которую невозможно было не уважать. А сейчас, видимо, пришла пора прорваться этому нарыву на душе: невозможно вечно жить с такой болью, рано или поздно ее нужно вытолкнуть из себя, пока она окончательно не разъела человека изнутри.