Президент медленно положил листок на стол и, помолчав немного, спросил у начальника канцелярии: Кто еще знает об этом. Никто, кроме секретаря, который распечатал и зарегистрировал письмо. Надежный человек. Думаю, господин президент, ему можно доверять, он член партии, но в любом случае можно будет уведомить его, что малейшая нескромность с его стороны обойдется ему очень дорого, и с вашего позволения это предупреждение следует сделать не откладывая. Кому следует, мне. Нет, что вы, господин президент, полиции, вызвать его в центральное управление, а там какой-нибудь зверовидный следователь заведет его в кабинет для допросов и нагонит на него страху. Не сомневаюсь, что результаты будут самые впечатляющие, но предвижу одну сложность. Какую же, господин президент. Когда еще дойдет дело до полиции, а за эти несколько дней он может распустить язык, рассказать жене, приятелям, а то и, не приведи господь, журналистам, и хороши мы тогда будем. Вы совершенно правы, господин президент, откладывать не стоит, надо тотчас же шепнуть словечко начальнику полиции, если вам угодно, я с удовольствием займусь этим лично. Я правильно понимаю, что вы желаете устроить короткое замыкание в бюрократической сети, действовать через голову премьера. Никогда бы не решился на такое, не будь дело столь серьезным. Дорогой мой, на этом свете – а другого, кажется, и нет – все тайное когда-нибудь становится явным, и я верю вам, что этот секретарь – надежный человек, но не могу сказать того же о начальнике полиции, да еще вообразите, что будет, если он столкнется с министром внутренних дел, а что, ничего невероятного, даже наоборот – вполне возможное дело, и какой выйдет из всего этого шум, и министр внутренних дел потребует отчета с премьер-министра, раз уж нельзя с меня, а премьер захочет узнать, не вторгаюсь ли я в его компетенцию, нет ли тут покушения на его прерогативы, и дело вмиг получит огласку, и что прикажете тогда держать в тайне. Не могу в очередной раз не признать вашу правоту, господин президент, но что же нам сейчас делать. Доставьте-ка мне его сюда. Секретаря. Ну да, человека, ознакомившегося с содержанием письма. Сейчас. Сейчас, потому что через час уже может быть поздно. Начальник канцелярии снял трубку телефона и распорядился: Немедленно, рысью – к его превосходительству. Обычный путь по коридорам и приемным занимал не меньше пяти минут, но на этот раз вызванный вырос в дверях на исходе третьей. Он запыхался, и ноги у него дрожали. Чего было нестись как на пожар, молвил с добродушной улыбкой президент. Господин начальник канцелярии приказал как можно скорее, едва переводя дух выговорил тот. Ну ладно, я вас вызвал по поводу вот этого письма. Да, господин президент. Вы ведь, надо полагать, прочли его. Точно так. И помните, о чем там шла речь. Более или менее, господин президент. Нет уж, со мной, пожалуйста, от формул такого рода будьте добры воздержаться, а отвечайте прямо. Помню, господин президент, помню так ясно, словно только что его прочитал. И как считаете – можете вы поднапрячься и постараться забыть его содержание. Смогу, господин президент. Не спешите, подумайте хорошенько, ибо постараться забыть и забыть – это не одно и то же. Так точно, господин президент, не одно. Стало быть, одного старания мало, потребуется еще что-то. Готов дать честное слово. Я уж было хотел повторить свою просьбу воздерживаться от таких оборотов, но лучше спрошу вас – какой реальный смысл влагаете вы в данном конкретном случае в романтическое понятие честное слово, что это значит. Это значит, господин президент, что я торжественно обещаю нигде и никогда, никому ни при каких обстоятельствах не открывать содержание этого письма. Вы женаты. Женат. Я вас вот о чем спрошу. Готов ответить. Полагаю, что хотя бы жене – и ей одной – вы о письме все же рассказали, то есть предали наше дело, огласке предали, я хочу сказать. Нет, господин президент, предавать огласке – значит делать всеобщим достоянием. Что ж, с одобрением могу заметить, что словари вам не чужды. Я и родной жене бы не выдал. Хотите сказать, что ничего ей не рассказали. Никому ничего, господин президент. Честное слово. Простите, господин президент, да ведь я только что. Ах, простите, запамятовал, что вы уже, если это опять изгладится из моей памяти, господин начальник канцелярии возьмет на себя труд напомнить. Слушаюсь, господин президент, в унисон прозвучали два голоса. Президент несколько мгновений молчал, а потом осведомился: Вот предположим, я захочу узнать, что вы написали в графе краткое содержание, можете ли вы избавить меня от вставания с кресла и сказать, что там значится. Одно-единственное слово, господин президент. Могучие надо иметь способности к синтезу, чтобы вместить в одно слово столь пространное письмо, и что же это за слово. Прошение, господин президент. Что-что. Прошение. И все. И все. Но ведь так невозможно понять, о чем это письмо. Вот и я так подумал, никто ничего не заподозрит, ибо слово прошение годится для чего угодно. Президент удовлетворенно откинулся на спинку кресла и улыбкой продемонстрировал сообразительному секретарю все свои зубы: С этого бы и начинали, и можно было бы тогда не брать с вас честное слово. Береженого, господин президент, бог бережет. Хорошо, очень хорошо, но время от времени просматривайте запись, мало ли что, вдруг кому-то придет в голову приписать еще что-нибудь к слову прошение, а пока можете идти. Слушаюсь, господин президент. Когда дверь за секретарем закрылась, начальник канцелярии сказал: Я, надо признать, не ожидал от него такой инициативы, думаю, сейчас он как нельзя лучше доказал нам обоим, что вполне может оправдать наше доверие. Ваше, может, и может, а мое – нет. Но я думал. И правильно делали, дорогой мой, но – не в том направлении, ибо людей следует делить не по признаку умный – дурак, а по признаку умный – чересчур умный, потому что с дураками мы делаем, что захотим, умных приходится использовать в своих интересах, тогда как чересчур умные, даже если они на нашей стороне, представляют собой постоянную опасность, и самое забавное – в том, что хотя всеми своими действиями они беспрестанно доказывают, что очень опасны, мы на эти предупреждения не обращаем внимания, а потом смиренно принимаем последствия. То есть, вы хотите сказать, господин президент. Я хочу сказать, что наш благоразумный и осмотрительный секретарь, этот эквилибрист, способный превратить в обычное прошение столь тревожное письмо, очень скоро будет вызван в полицию, где ему дадут острастку, о необходимости которой мы с вами недавно толковали, и не он ли сам пять минут назад сказал, не подозревая, впрочем, до какой степени он прав, что береженого бог бережет. Вы как всегда правы, господин президент, вы поразительно дальновидны. Да, но как политик совершил величайшую в жизни ошибку, когда позволил усадить себя в это кресло, потому что вовремя не понял, что к подлокотникам его привинчены кандалы. Это следствие того, что у нас – не президентская республика. Именно так, и потому мне позволено чуть больше, чем перерезать ленточки и лобызать детишек. А сейчас к вам пришла козырная карта. В тот самый миг, как я передам это письмо премьеру, будет эта карта бита, а я сделаюсь просто почтальоном. А в тот самый миг, когда он вручит его министру внутренних дел, это уже будет просто дело полиции, а полиция замкнет цепь. Вы многому, я смотрю, научились. У меня была хорошая школа. А знаете что. Я весь внимание, господин президент. Не будем трогать этого бедолагу, я ведь и сам, когда приду домой или ночью, под одеялом, жене расскажу, что там, в письме этом, да и вы, дражайший мой начальник канцелярии, не утерпите наверняка, и ваша жена поглядит на вас с восхищением, вот, мол, возлюбленный супруг мой причастен к государственным тайнам и к сетям, что плетет держава, он пьет из этой чаши, он без противогаза дышит смрадом, который источают сточные канавы власти. Господин президент, я попросил бы. Да не обижайтесь, думаю, что я еще не самый скверный, найдутся и похуже меня, но временами, когда сознаю, что этого далеко не достаточно, душа болит так, что и передать нельзя. Господин президент, я держу и буду держать язык за зубами. Я тоже, но иногда вдруг представляю, что будет с нашим миром, если все вдруг откроют рты и не закроют их, пока. Пока – что, господин президент. Нет, так, ничего, оставьте меня одного.
