Читать «Прощай, гвардия!» онлайн - страница 74

Иван Грозный, Петр Первый – кто им противостоял, кто мешал реформам? А кто в восемнадцатом веке устраивал бесконечную чехарду дворцовых переворотов?

Кто убил Павла Первого, обманом вывел солдат на Сенатскую площадь, покушался на Александра Третьего? Кем, в конце концов, был Ульянов-Ленин?

Почему Колчак и прочие вожди Белого движения безжалостно вычищали из своих рядов монархистов? Да-да, «белые» отнюдь не ратовали за царя на троне.

Ответ прост: самодержавие и дворянство в России всегда вели войну друг с другом. «Элите элит» смертельно опасна сильная царская власть, ей нужны шляхетские вольности. А там, где пан чувствует себя вольготно, какой еще чуб – у холопа все тело трещит!

Стоит где-то дать слабину, из-за рыцарской веры в человеческую порядочность проявить доверие, как «бедный Павел» и… вот она – кучка офицеров, топающих по лестнице Михайловского замка, и император, достойно принимающий кончину.

Коварный удар в спину, выстрел из-за угла, предательство того, кого считал другом.

Капиталист пойдет на любое преступление ради прибыли в триста процентов, но это ведь не человек, а механическое устройство для зашибания бабла, от которого не требуют наличия совести или души. С такого и взятки гладки.

Благородный дворянин, кичащийся знатным происхождением, знающий не понаслышке о том, что такое честь, убьет табакеркой императора, задушит шарфом или, в более позднее время, бросит бомбу.

Нет уж, если в России когда-нибудь восстановят монархию, то пусть позаботятся и о том, чтобы в ней не появилось даже намека на дворянство.

Только император и народ. Этого достаточно. И если кто-то думает, что царь не может быть социалистом, он ошибается.

В кромешной темноте секунды кажутся вечностью. Я так и не понял, сколько времени пробыл в камере до того, как дверь отворилась со скрипом, впуская двоих посетителей. Благодаря одному из них – канцеляристу Фалалееву – у меня до сих пор побаливают кости весной и осенью. Он немало поразвлекся, пока я висел на дыбе.

А вот второй… Сразу я его не признал. Да и трудно было опознать в этом высоком, щеголевато одетом дворянине в темно-сером, застегнутом до горла камзоле, маленьком немецком парике, дорогих чулках, с башмаками (не по погоде), украшенными золотыми пряжками, бывшего холопа и моего гренадера – Михая.

Он очень изменился с нашей последней встречи. Куда-то исчезли мужицкая робость, юношеское смущение, наивность и доверчивость. Он возмужал, окреп, остепенился, однако в его глазах по-прежнему были страдание и боль человека, который перенес муки унижения.

Фалалеев держался с ним заискивающе, лебезил. Михай смотрел на него с презрением.

– Вот он. В целости и сохранности доставлен, – держа фонарь в вытянутой руке, проговорил канцелярист. – Ни единого волоска с его головы не упало, как Андреем Ивановичем велено.

– Хорошо.

– Сейчас посидеть вам приготовят. Я ужо распорядился. Эй, Тягнищев, ты куда запропастился, дубина стоеросовая?!