Читать «Бог Мелочей» онлайн - страница 173

Они обнаружили свою добычу на задней веранде. Испорченный Зачес. Фонтанчик, стянутый «токийской любовью». А в другом углу (одинокий, как волк) – столяр с кроваво-красными ногтями.

Он спал. Превращая тем самым в бессмыслицу все прикасаемые уловки полицейских.

Внезапная Атака.

В головах – готовые Заголовки.

ВЗБЕСИВШИЙСЯ МАНЬЯК В ТЕНЕТАХ ПОЛИЦИИ.

За наглость эту, за порчу удовольствия добыча поплатилась, и еще как.

Они разбудили Велютту башмаками.

Эстаппен и Рахель были разбужены изумленным воплем человека, которому среди сна стали крушить коленные чашечки.

Крики умерли в них и всплыли брюхом вверх, как дохлые рыбы. Притаившись на полу, пульсируя между ужасом и отказом верить, они увидели, что избиваемый – не кто иной, как Велютта. Откуда он взялся? Что натворил? Почему полицейские привели его сюда?

Они услышали удары дерева о плоть. Башмака о кость. Башмака о зубы. Глухой хрюкающий звук после тычка в желудок. Клокотание крови в груди человека, легкое которого порвано зазубренным концом сломанного ребра.

С посиневшими губами и круглыми, как блюдца, глазами они смотрели, завороженные тем, что они ощущали не понимая. Отсутствием всякой прихоти в действиях полицейских. Пропастью там, где ожидаешь увидеть злобу. Трезвой, ровной, бережливой жестокостью.

Словно откупоривали бутылку.

Или перекрывали кран.

Рубя лес, откалывали щепки.

Близнецы не понимали по малолетству, что эти люди – всего-навсего подручные истории. Посланные ею свести счеты и взыскать долг с нарушителя ее законов. Движимые первичным и в то же время, парадоксальным образом, совершенно безличным чувством. Движимые омерзением, проистекающим из смутного, неосознанного страха – страха цивилизации перед природой, мужчины перед женщиной, сильного перед бессильным.

Движимые подспудным мужским желанием уничтожить то, что нельзя подчинить и нельзя обожествить.

Мужской Потребностью.

Сами не понимая того, Эстаппен и Рахель стали в то утро очевидцами клинической демонстрации в контролируемых условиях (все-таки это была не война и не геноцид) человеческого стремления к господству. К структуризации. К порядку. К полной монополии. То была человеческая История, являющая себя несовершеннолетней публике под личиной Божьего Промысла.

В то утро на веранде не произошло ничего произвольного. Ничего случайного. Это не было изолированное избиение, это не была личная разборка. Это была поступь эпохи, впечатывающей себя в тех, кому довелось в ней родиться.

История живьем.

Если они изуродовали Велютту сильней, чем намеревались, то потому лишь, что всякое родство, всякая связь между ним и ими, всякое представление о том, что, биологически по крайней мере, он им не чужой, – все это было обрублено давным-давно. Они не арестовывали человека, а искореняли страх. У них не было инструмента, чтобы отмерить допустимую дозу наказания. Не было способа узнать, насколько сильно и насколько непоправимо они изувечили его.

В отличие от буйствующих религиозных фанатиков или армий, брошенных на подавление бунта, отряд Прикасаемых Полицейских действовал в то утро в Сердце Тьмы экономно, без горячки. Эффективно, без свалки. Четко, без истерики. Они не выдирали у него волос, не жгли его заживо. Не отрубали ему гениталий и не засовывали их ему в рот. Не насиловали его. Не обезглавливали.