Читать «Призрачная дорога» онлайн - страница 2
Александр Снегирёв
Новый роман выходит на фоне нарастающей востребованности документальных свидетельств о личных и социальных травмах. Стоит ли говорить, как угловато, вертляво и шутовски встраивается он в этот новый ряд актуальной литературы и как опасно порой замирает на самом краю пародийной исповеди?
Документальность – это рассказ об опыте, неотъемлемом и неповторимом, как имя. Это сага о том, что, в силу личного переживания, стало принадлежностью конкретно этого человека. Это попытка поделиться тем, чем на самом деле поделиться нельзя.
Лев Толстой говорил, что, возьмись он ответить на вопрос, о чём его роман, ему пришлось бы написать его целиком заново.
Так и понять документальное свидетельство по-настоящему возможно, только пережив его лично и заново.
Жизнь и литература не поддаются окончательной интерпретации.
Вот почему в документальной прозе жить – значит сталкиваться с достоверным и неизбежным. А в романе Снегирёва жить – значит попытаться забуриться в почву и натолкнуться на слежавшиеся презервативы.
Резиновая земля – отличная аллегория жизни, которая выдает ответы не по запросу.
Вспоминается камень, который, как сказано в Евангелии, человек никогда не предложит сыну, попросившему хлеб.
Кисонька требует от писателя напитать публику хлебом документального свидетельства. Но он во всем пережитом чувствует привкус резины, фейка, самообмана.
Что литература – лучшее средство терапии травмы, известно давно. Однако в новом романе Снегирёва литература становится антропологическим законом.
Человек литературен по природе – потому что не может не вжевывать резину в почву опыта.
В этом его уязвимость перед жизнью, которую он никогда не видит такой, как есть. Но и власть над ней.
Литература – способ отступить, переиграть и навязать жизни свои правила.
Неслучайно рассказчик в воображении охотно включается в полуисторическое-полумаскарадное шествие наполеоновской армии, отступающей из Москвы по дороге от ближайшего «Ашана» к его деревенскому дому.
Отступление в романе – больше, чем метафора. Это художественная стратегия торжества над фактами.
Пришла пора вспомнить произведение, с которым новый роман Снегирёва незримо связан. Его ранний роман «Нефтяная Венера», в сердце которого – тоже история семейной травмы. Этот ранний роман совсем другой, чем новый, сейчашний. Он полон сухих наблюдений за собой, суровых фактов жизни, необратимых выборов, столкновений, предательств, сокрытий. В отличие от нового романа, ранний – отчаянный, утыкающийся в неизбежность. Читая его, чувствуешь достоверность пережитого на сто процентов.