Читать «Под стягом Габсбургской империи» онлайн - страница 80

Джон Биггинс

Императорский и королевский австро-венгерский флот был подлинно многонациональной силой. По географическим причинам крупнейшей единой национальной группой среди моряков были хорваты. Если не точно пропорционально их численности в империи в целом, то не слишком далеко от этого были представлены десять других национальностей двуединой монархии, которые распределялись на корабли независимо от родного языка.

Официальным командным языком в австро-венгерских кригсмарине являлся немецкий, но на практике использовался странный сленг, известный как «маринешпрахе» или «лингва ди бордо», состоящий из сочной смеси немецкого, итальянского и хорватского языков. В австро-венгерском флоте имелся единственный признак благополучия на корабле: когда экипаж в беспорядке садился обедать, без оглядки на национальности, и за столом плечом к плечу размещался чешский электрик, хорватский минер и итальянский телеграфист.

В теории, речные мониторы комплектовались таким же образом, несмотря на то, что базировались в Венгерском королевстве. Венгры составляли около десяти процентов от общей численности военно-морского флота, поэтому можно было ожидать, что примерно каждый десятый человек экипажа «Тисы» окажется венгром. Но не тут-то было.

При всех своих недостатках австро-венгерская Дунайская флотилия все еще оставалась полезной военной силой, которую Будапешт хотел бы иметь под рукой, особенно если, как казалось, в скором времени эрцгерцог Франц-Фердинанд станет императором и осуществит свою давнюю угрозу урезать Венгерское королевство.

Так что спустя несколько лет в результате фальшивых должностных перемещений и прочих хитрых манипуляций военно-морской базы в Будапеште оказалось, что из всей команды корабля единственными не-венграми являлись капитан, Зейферт (оба - австрийские немцы), я (австро-чех), боцман Йованович (хорват) и старший механик, мозг которого оказался столь разъеден годами употребления сливовицы, что никто уже не мог с уверенностью сказать, кто он вообще.

Что касается меня, то я не сомневался, что если Франц-Фердинанд сядет на трон и возникнут неприятности между Веной и Будапештом, все мы быстро окажемся на дне реки с перерезанным горлом и кирпичами в карманах. Это означало, что одной из основных наших проблем на борту «Тисы» было общение между офицерами и экипажем. Потому как даже если немецкий технически являлся языком приказов, я вскоре узнал, что обращение немца к мадьяру часто заканчивалось бессмысленным взглядом и ответом «Nem tudom» - «я не понимаю», или в лучшем случае ответом на немецком, даже не ломаном, а до неузнаваемости искажённом.

За исключением (как ни странно) еженедельного построения для выдачи жалования, когда команда вдруг мстительно начинала «тудомить», а Святой Дух чудесным образом делал полиглотами тех моряков, которые считали, что из их жалования удержали хоть на крейцер больше положенного. Я говорил на семи из одиннадцати официальных языков монархии, но венгерский никак мне не давался. Язык приятный на слух, но, казалось, преднамеренно составленный так, чтобы максимально усложнить его изучение.