Читать «Под стягом Габсбургской империи» онлайн - страница 61

Джон Биггинс

К счастью для меня в моем беспомощном состоянии, я всегда ладил с тетей Алексой, которая была отличной компанией, поэтому ее визиты стали постоянным удовольствием. Со своей стороны она пыталась заинтересовать меня живописью и литературой. Она утверждала, что моё образование весьма запущено в провинциальной дыре вроде Хиршендорфа и кают-компаниях линейных кораблей, и время после болезни ниспослало возможность заполнить пробелы. Ни дня не проходило без новой книги на моей тумбочке. Вскоре я познакомился с немецкими романами, польской классикой и начал читать Диккенса и Джордж Элиот.

Я также удостоился официального визита наследника. С присущим ему тактом и умением выбирать нужный момент, которыми он так справедливо славился, эрцгерцог использовал визит, длившийся около девяноста секунд, чтобы проинформировать меня о том, что я больше не служу в его канцелярии. Насколько я понял, эрцгерцог обнаружил, что моя мать, хоть и полячка, имеет итальянскую фамилию. Этот факт в глазах Франц-а-Фердинанда являлся основанием для немедленного увольнения, если только речь шла не о графе вроде моего бывшего соседа по кабинету Белькреди.

Я не был склонен протестовать. Я представления не имел, что буду делать, когда покину больницу, даже если предположить, что имперские кригсмарине пожелают оставить меня на службе. Но, конечно, Бельведер - точно не то место, куда бы мне хотелось вернуться.

Однако больничная жизнь стала испытанием, когда наступили долгие, жаркие дни венского лета. Меня перевели в палату на двоих к другому офицеру, польскому уланскому ротмистру Мальчевски. У него был перелом бедра, но полученный не в результате какого-то невероятного трюка в искусстве верховой езды, как я сначала представлял, а на булыжной мостовой Штефанплатц, куда он упал с подножки одного из новых городских автобусов. Он оказался чрезвычайно унылым и использовал фразу «так сказать» по крайней мере дважды в каждом предложении, как своего рода нервный тик.

Но, по крайней мере, он был спокойным и дал мне продолжить чтение. Как и у большинства поляков, у него имелось море родственников - бесчисленные кузены и кузины, тёти и дяди, живущие в самой Вене или в окрестностях, которые приходили к нему целыми полчищами. Большинство из них были среднего возраста, безвкусно одеты и не менее утомительны, чем сам Мальчевски.

Однако в один теплый воскресный день в начале июля в группе обычных посетителей оказалась дама с действительно великолепной внешностью, лет двадцати с небольшим - высокая, изящная, одетая по последнему писку моды и весьма вероятно полячка. Она вошла в палату, как будто ожидая, что её встретят аплодисментами, любезно улыбнулась мне, а затем, прежде чем сесть с другими родственниками у постели ротмистра, с подчеркнутой элегантностью сняла шляпу и вуаль. Волосы у нее были удивительно светлыми.

Большинство поляков светловолосы, но обычно это бледный, какой-то линялый цвет. Волосы этой женщины были густыми, словно лошадиная грива и цветом как золотая монета в двадцать гульденов, так что я бы предположил, что тут не обошлось без помощи парикмахера, если бы краски для волос в те дни не были столь отвратительными, что выдавали себя при первом же беглом взгляде. Я посмотрел на ее стройную спину, вздохнул и подумал: «Это птица не твоего полета, Оттокар, дружище» и вернулся к чтению «Мельницы на Флоссе» .