Читать «Под стягом Габсбургской империи» онлайн - страница 237

Джон Биггинс

Конечно, как я понял во время наших долгих “допросов” за предыдущую неделю, пытаться вложить хоть толику здравого смысла в голову Тарган-бея — бесполезная задача. Он немного говорил по-немецки, но настолько плохо, что я вообще не был уверен, что сказанное до него дошло и должным образом понято, как бы медленно и отчётливо я ни говорил. Он просто улыбался доводившей меня до бешенства довольной ухмылкой, пыхтел сигарой и снова, как стрелка компаса, возвращался к тому же самому вопросу.

— Да, но если вы не английский шпион, то почему вы говорили на английском с моим часовым у ворот, а?

И я закатывал глаза, считал до десяти, пытался сдержать желание засветить ему кулаком прямо в физиономию и повторял в сотый раз:

— Я говорил с ним по-английски, Тарган-бей, потому что почти не говорю на турецком, а он не понимает по-немецки. Я подумал, что он может знать английский, поэтому и попробовал.

Бей некоторое время пытался обдумывать эту идею, как собака пытается схватить футбольный мяч зубами, а затем выдал неизменный ответ:

— Ах да, но если вы не английский шпион, почему вы говорите по-английски?

И я устало повторял:

— Я говорю на английском, бей, но я австриец, а не англичанин. Вы говорите по-немецки, но это не превращает вас в немецкого шпиона, я надеюсь.

— Германия - союзник Турции, но Англия - наш враг. Я не говорю по-английски, потому что не английский шпион.

И опять по новой. Я понимал, что мы никуда не продвинемся. Теперь нас не спасет даже коррупция или разгильдяйство: Тарган и его люди не проявляли недовольства местными арабскими поборами, как гарнизон в Эт-Таифе, а были настоящими анатолийскими турецкими солдатами: голова из сплошной кости и сердце из камня.

Я страдал от легкой лихорадки, которая удручала меня как никогда. Той ночью через мою ноющую голову прошли все они — наследник, кайзер и остальные. Я танцевал с герцогиней Гогенберг, пока она не превратилась в майора Драганича, и с пани Боженой — она пришла, чтобы отрезать ему голову.

Я проснулся и потом урывками дремал, слишком измотанный, чтобы о чём-то волноваться. Ладно, пусть меня убьют. Я — офицер королевского австрийского флота, и у меня хотя бы имелось слабое утешение, что я до конца выполнял свой долг. Я вспомнил слова Драганича об обманутых юных патриотах: «Они вызвались отдать свои жизни за родину, так какая разница, произойдёт это на поле боя или на виселице?» Полагаю, он был в какой-то степени прав: в последние месяцы я сталкивался со смертью десятки раз — от пули, от огня, от акул и стихии. Расстанусь ли я с жизнью на палубе тонущего корабля или во внутреннем дворе турецкого форта в арабской пустыне, в конце концов я просто буду мёртв.