Читать «По багровой тропе в Эльдорадо» онлайн - страница 44
Эдуард Михайлович Кондратов
Нет, я не смею назвать свое чувство к Апуати любовью. Это было бы слишком нелепо: испанский дворянин, влюбленный в смуглокожую дикарку. Но всякий раз, когда я слышал ее заливистый смех, когда я смотрел в ее живые черные, как маслины, глаза, мне казалось, что нет в мире девушки прелестней и изящней, чем эта юная, жизнерадостная индианка. Ни одна изысканная сеньорита моей родины не могла равняться с Апуати стройностью талии и грациозностью движений. А ее ласковая заботливость, ее чуткость и нежность красноречиво говорили, что с прекрасной внешностью девушки чудесно гармонирует мягкий характер и великодушное доброе сердце. Даже взгляд всегда хмурого Хуана смягчался, когда он смотрел на нее.
Но счастье мое было неполным: я тяжело переживал свою «немоту». Мне так не хватало возможности беседовать с Апуати. В глазах девушки светился недюжинный ум, и я чувствовал, что, говори мы на одном языке, наша дружба с Апуати была бы еще крепче и в стократ чудесней. К счастью, в детстве я славился среди своих сверстников умением рисовать краской на камнях занимательные картинки: эту способность я получил «по наследству» от брата моей матери, художника, расписывавшего церкви. Вспомнив детское увлечение, я однажды полил водой и раскатал большой комок глины, а на получившейся пластинке палочкой нарисовал лес, горы и себя самого верхом на коне. Апуати не сразу поняла последний рисунок: девушка представления не имела о лошадях. Тогда я изобразил на глине фигурку хорошо знакомого ей тапира и рядом нарисовал коня. Апуати обрадованно захлопала в ладоши: ей стало ясно, что я хотел рассказать. Дальше пошло легче, и таким образом я в общих чертах смог поведать ей и о себе, и о корабле, на котором прибыл, и даже кое-что о своей родине и семье. Такие «беседы» мы вели с ней каждый день.
Как-то утром, когда я, сидя на земле, с увлечением рисовал работающих на поле крестьян, а Апуати жадно следила за каждым моим движением, на глиняную пластинку упала чья-то тень. Я поднял глаза: возле нас стоял Гарсия де Сория, тот самый тощий Гарсия-Скелет, которому я должен впоследствии отдать половину военных трофеев в виде вознаграждения за спасение Хуана от тифа. Правда, еще в Сумако я узнал, что это был вовсе не тиф, а «пуна», горная болезнь, которой заболевают многие новички, впервые взбирающиеся на заоблачные скалы. Гордость не позволила мне потребовать расторжения нашего уговора, и я ограничился тем, что стал сторониться мелкого обманщика. Он это чувствовал и старался не попадаться мне на глаза. Но сейчас он стоял в двух шагах и с ядовитой ухмылкой смотрел на нас.
Я холодно взглянул на Гарсию и спокойно продолжал рисовать. Но Апуати, непонятно отчего, разволновалась. Увидев Сорию, она испуганно схватила мою руку и с детской непосредственностью прижалась ко мне.