Читать «Пациент скорее жив» онлайн - страница 141

– Они живы? – выпалила я.

– Некоторые, – не отрывая взгляда от дороги, ответил Лицкявичус.

– Некоторые?!

– Теперь мы знаем, как все происходило. С самого начала вы узнали о том, что некоторых пациентов неврологии якобы переводили в другой корпус. Этим занималась Власова, а старшая медсестра, Марина, не знала, что перевод – «липовый». Она получала распоряжение в связи с нехваткой мест в отделении переводить пациентов в третий корпус, а дальнейшее ее не интересовало. Вы же сами выяснили, что в Светлогорке два третьих корпуса – «А» и «Б», и в одном из них дополнительное отделение неврологии планировалось. В случае проверки, не обнаружив пациентов в вашей неврологии, все свалили бы на путаницу в бумагах, переполненность больницы, уволили бы парочку «шестерок» и забыли о том, что люди-то домой не вернулись. Такую информацию нигде не отслеживают, ведь после того как больной выписался, он предоставлен сам себе.

– Но зачем вообще нужен был перевод? – недоумевала я. – Почему просто не выписать их?

– Некоторых из пропавших и «выписывали» – по документам. Однако если бы кто-то потребовал информацию и выяснилось бы, что больные являлись пациентами одного и того же отделения, выписались, а до дома так и не добрались, это выглядело бы подозрительно. А так, будучи «переведены» в другое отделение, они как бы переходили из ведения Власовой к другому человеку, и она больше ни за что не отвечала. Вы же заметили, что ни один из исчезнувших больных не умер в больнице? Их смерть подпортила бы показатели и по отделению, и по больнице в целом, возникли бы ненужные вопросы, и Власову бы прижали к стенке. Нотариус не знает всех деталей, но говорит, что, после того как пациентов «переводили» или «выписывали», их отвозили в некое место, называемое «дачей». Он утверждает, что понятия не имеет, что на той «даче» происходило в дальнейшем. Все дело было в переоформлении недвижимости пациентов Светлогорки.

– Да, но вы же проверяли Урманчеева! – воскликнула я. – На его имя не оформлено никаких квартир, верно?

– Что ж, он стал умнее с тех пор, как его поймали на аферах с деньгами и недвижимостью, – пожал плечами Лицкявичус. – Теперь он предпочел только деньги. Деньги невозможно отследить, их легко спрятать хотя бы в таком сейфе, как у погибшей медсестры.

– Деньги? Деньги – за что?

Лицкявичус грустно посмотрел на меня.

– Человеческая подлость не имеет пределов, Агния. Урманчеев не получал квартир, ему платили за то, чтобы он использовал свой талант гипнотизера, заставляя пациентов подписывать дарственные и завещания. Недвижимость оформлялась на родственников больных.

– Ничего не понимаю! Родственники все равно получили бы квартиры в случае смерти их владельцев…

– Ничего подобного, – перебил меня Лицкявичус. – В общем, так: у ближайших родичей пропавших пациентов Светлогорки были со стариками отвратительные отношения. В некоторых случаях у жертв имелись только родственники второй или третьей очереди. Если таких оказывалось несколько, то при отсутствии завещания или дарственной по закону недвижимость делилась бы на несколько равных долей. С другой стороны, если бы выяснилось, что квартира уже завещана или подарена кому-то одному, то все остальные оставались как бы не у дел. А иногда случалось так, что пожилой владелец недвижимости уже завещал или оформил дарственную на друга, организацию или социального работника, ухаживающего за ним. Значит, требовалось получить новое завещание, датированное более поздним сроком. Это и входило в обязанности Урманчеева и нотариуса. Одним словом, люди, которым не светило заполучить вожделенные квадратные метры, фактически «заказывали» Урманчееву и Власовой своих престарелых родных.