Читать «Отморозки: Новый эталон» онлайн - страница 121
Андрей Борисович Земляной
Пётр Струве, дневники.
Пока дивизия оставалась единственным островком стабильности в охваченной повальным сумасшествием империи, никто и не помышлял о том, чтобы отправлять куда-то царскую семью или большевиков. Слишком уж опасно стало в России, особенно если учесть, что, по словам питерских жителей, новое правительство не нашло ничего умнее, как открыть тюрьмы и выпустить всех, кого только можно. Самым ужасным, однако, оказалось то, что в порыве революционного подъема заодно выпустили и тех, кого нельзя, так что вечерами крупные города превращались в натуральное Чикаго времен Аль-Капоне и Лаки Лучиано.
Семью Романовых разместили в «прихватизированном» здании тосненской школы, которая находилась на отшибе – как раз рядом с границей территории дивизии. Всего-то и потребовалось чуть перенести проволоку и вкопать пару дополнительных столбов. Правда, Анненков настоял, чтобы окна, выходящие на улицу, были заложены кирпичом и забиты поверх котельным железом, а еще прямо перед бывшей школой теперь красовались натуральный дзот и пара стрелковых гнезд из мешков с песком.
Вместе с Романовыми проживал и Распутин. А вот старшая цесаревна решила взять строительство будущей жизни в свои собственные руки и практически не бывала в «расположении» семьи, предпочитая жить у Бориса. Да и Татьяна Николаевна уже подумывала, а не переселиться ли к Глебу…
В соседнем здании, где раньше находился архив дивизии, теперь обитали большевики и Александра. Но ни там, ни там не было возможности самим готовить пищу, так что ежедневно за завтраком, обедом, чаем и ужином члены РСДРП(б) встречались с членами царской семьи.
Одынец, посмеиваясь, рассказал, как поначалу горячие головы из большевиков и особенно – из большевичек пытались выказывать свое презрение к Романовым. Хотя царская семья держалась подчёркнуто дружелюбно, большевики таким запасом воспитания похвастаться не могли и твердо пытались бойкотировать именитых соседей. Но на защиту бывшего хозяина земли русской решительно встали Сталин и Луначарский, и остракизм как-то не прошел. Зато потом началась такая яростная агитация, что мягкий Николай не продержался и трех дней. Он полностью и безоговорочно капитулировал и очень скоро оказался в стане левых марксистов. Оказалось, что бывший император обладал прекрасной памятью и через неделю уже вовсю поддерживал большевиков в деле пропаганды среди своей семьи коммунистических идей, позволяя себе, однако, спорить с некоторыми постулатами Маркса, ссылаясь на Ленина, Сталина и Каменева. А в один из дней Глеб подавился и чуть не откусил ложку, услышав, как бывший император доказывает Сталину необходимость немедленной агарной реформы и уничтожения любой формы собственности, кроме общественной. Когда Борис, Татьяна Соломаха и Татьяна Николаевна дружно лупили его по спине, он смог прохрипеть только: «Маоист, блин…»
