Читать «О лебединых крыльях, котах и чудесах» онлайн - страница 10

Иногда, давая кому-то имя, ты не добавляешь, а отнимаешь. Я сбежала из круглого зала в соседний, и в первом же аквариуме навстречу мне выплыли три подводных черчилля с надменными бульдожьими лицами, выстроились в ряд и уставились на меня.

Средний что-то сказал (полагаю, выразил неодобрение). Я глазела на них минут десять, пока набежавшие фотографироваться дети не оттеснили меня и я не оказалась возле длинных улыбчивых рыб, похожих на крокодилов.

К счастью, никто не успел рассказать мне, как они называются. Так что для меня они остались рыбами с васильковыми глазами и такими улыбками, как будто им все про тебя известно, даже имя.

Про писателей

Как-то раз меня пригласили в московскую библиотеку на встречу детских писателей. Один из них должен был читать свои произведения. А я, надо сказать, неравнодушна к детским писателям. Они в большинстве своем циничные выродки, я таких люблю. Вот и пошла.

И ведь не то чтобы я была совсем отсталая женщина. Феллини обсудить могу, тальятелле. Но в библиотеке дыхание культуры заставляло ощутить себя немытым питекантропом, ковыряющим в зубах чужим ребром.

Во-первых, фотографии. Библиотека проводила выставку известного фотохудожника на тему «Моя святая Русь». Полсотни снимков, каждый размером с окно.

Там было все: золотые купола, белые церкви, беззубые старушки с умильными морщинистыми лицами, могучие казаки в шароварах, девицы в ромашковых венках, волоокие буренки, пшеничные колосья, обязательная капля росы на траве, в которой сверкает солнечный луч, – в общем, весь тот разлюлималинистый трэш, которым заваливают фотостоки сотни владельцев кэнонов и никонов, не ведающие стыда.

Во-вторых, стихи.

Художник умел не только фотоаппаратом. Он еще знал за поэзию. Каждый снимок сопровождался двустишием. Например, под фотографией зимней речки было написано:

О Родина! Ты вся во льду! И я в бреду к тебе иду, И блики ласково сияют и прямо в сердце проникают.

А под морщинистой старушкой —

С годами мудрость накопила, в душе сокровища любви. И пусть бедны ее ладони, ты не стесняясь обними.

У меня нервная система как у хомяка. С возрастом еще как-то устаканилось, все-таки трехразовое кормление – великая вещь. А тогда еще остро на все реагировала, особенно если в непосредственной близости березы и старушки мироточат.

В общем, я себя там чувствовала как пациент инквизиции на процедуре экзорцизма. И единственный луч надежды светил мне во всей этой сусальности – повесть детского писателя, которую автор вот-вот должен был начать читать вслух.