Читать «Неутомимые следопыты» онлайн - страница 153
Александр Александрович Соколовский
Его переправили на Большую землю, лечили в госпитале. Ведь никому не было известно, что он преступник, фашистский холуй. А он не спешил возвращаться к партизанам. Знал, что рано или поздно они могут его разоблачить. Ведь и Павел Вересов, очевидно, уже что-то заподозрил. Поэтому-то Сивый и поспешил с ним собственноручно расправиться. Немцы тоже крепко держали его в руках. Если бы он перестал сообщать им сведения о партизанах, они бы сами его Кожуху выдали. И Шкворнев воспользовался ранением. Заметая следы, он уехал в Новосибирск, отыскал там брата, который работал в больнице. Раздобыл фальшивую справку об инвалидности. А после войны вернулся в Зареченск, где его дом всю войну сторожила вовсе не помешанная старуха Марья Филипповна. Тут Шкворневу нечего было бояться разоблачения: ведь в живых не осталось ни одного свидетеля. Так он, по крайней мере, думал. Он же не знал, что полицай Ляховицкий существует на свете.
— Ну вот, пожалуй, и все, — произнес Василий Степанович, заканчивая свой рассказ о том, как в группу Павла Вересова пробрался предатель.
— А записка? — спросил Женька. — Кто написал записку? Ту, самую последнюю?
— Комиссар отряда коммунист Громов. Это его почерк.
— Я знаю! — воскликнул я. — Он писал, а товарищи отбивались от гитлеровцев… А потом он успел зарыть в землю гильзу со всеми бумагами. И погиб…
— Да, наверно, так оно и было. Герои погибли. А Шкворнев остался жить. Но правда, она всегда отыщет верную дорогу, как ее ни прячь.
И вот Левашов умолк, и я, словно очнувшись, огляделся по сторонам. Все так же, подперев щеку кулаком, рядом со мной сидел Женька. Напротив Дарья Григорьевна. А у края стола, склонившись над чашкой остывшего чая, примостился Иван Кузьмич.
— Я слышал, вы хотите устроить у себя в школе музей партизанской славы, — произнес Левашов, помолчав. — Так не думайте, будто я забыл о своем обещании. Фотокопии с документов привезу вам на днях.
И вот тут-то я узнал впервые о Женькином решении.
— Нет, Василий Степанович, — проговорил он, выпрямившись на стуле. — Пусть лучше музей партизанской славы будет здесь, в Зареченске. Ведь они… Ведь партизаны… Павел Вересов, Яков Громов, Платон Рузаев… Все они сражались с фашистами и погибли геройской смертью в здешних местах. Так пускай и музей будет здесь…
— Женька! — воскликнул я. — А как же мы? Разве мы уедем с пустыми руками?
— Все это оставим здесь ребятам… — Женька засмеялся. — Да мы и не уедем с пустыми руками. У нас есть наши коллекции. — Он подмигнул мне. — Ванесса уртикае…
Но мне было не до смеха. Всегда во всем я соглашался с моим лучшим другом Женькой Вострецовым, а тут ни за что не мог с ним согласиться. И неожиданно ко мне явилась помощь. Она подоспела с того края стола, где сидел, упершись в чашку бородкой, Иван Кузьмич.
— А я думаю, что ты, Женя, на этот раз не прав. Чем больше будет у нас таких вот музеев, тем лучше. Чем больше людей — в городах ли, в селах, в клубах, в красных уголках, да и в школах в первую очередь — узнают, какие герои в нашей стране, за что они дрались, за что отдавали жизни, тем будет полезнее. — И как это часто бывало, Иван Кузьмич повернулся к тете Даше. — Вы со мной согласны, Дарья Григорьевна?