Читать «Московский апокалипсис» онлайн - страница 70
Николай Свечин
Подошёл Батырь, по щекам его ходили желваки.
— Старая сука! Поставь её прямо.
Карга вонзила в руки Ахлестышева свои давно не стриженные ногти, попыталась пнуть, отчаянно старалась вырваться… С большим трудом Пётр удерживал её. Налётчик занёс кулак. Удар — и маркитантка замертво свалилась на мостовую. Батырь грозно оглянулся на французов. Те поспешно отвернулись. Плюнув, великан вернулся к тележке. Положив носилки на землю, к нему приблизился мужик и сдёрнул с головы картуз.
— Спасибо вам!
— Не на чем. Куда вы её?
— В Воспитательный дом. Там, слышно, дохтур есть. Супружница моя. Горячка пятый день; видать, помрёт. А всё надёжа какая-никакая… на дохтура-то…
Вардалак порылся в кармане и выдал мужику лобанчик.
— На-ка вот. Сунь лекарю, пусть постарается.
— Храни вас Господь!
Похоронная процессия отправилась дальше. Они шли теми же улицами, по которым в первый день нашествия беглые скитались на телеге. Казалось, с той поры прошёл год. С ними тогда были Ольга и ещё живая Евникия. Как там сейчас княгиня Шехонская? Хорошо ли ей с законным мужем? После всего того, что они пережили вместе, после адского пламени пожара, после счастливых ночей в шалаше… Можно ли позабыть ту простую, почти животную жизнь, без мыслей о приличиях, без сословных преград? Мужчина любит женщину, спит с ней, оберегает и защищает, он готов пожертвовать всем для её блага. Чья воля и для чего их разъединила? Ахлестышев толкал тележку и думал об Ольге. Сейчас ему нельзя искать её. Пока нельзя. Он на военной службе. И его командир не отпустит солдата заниматься личным делом посреди войны. Надо сначала заслужить это право. Подставить грудь под пули, убить ещё несколько врагов. Приблизить то время, когда ненавистных пришлецов выгонят вон из матушки-Москвы. И тогда уж просить увольнительную записку.
Процессия пересекла Яузу и вышла на Николо-Ямскую улицу. Здесь выгорело почти всё: редко где попадались уцелевшие строения. Вид на Замоскворечье был ещё ужаснее. С трудом пробираясь по разбитым улицам, они вышли за заставу. Открылись все три рогожских храма. Здесь стояла французская кавалерия, занимая общинные постройки. Храмы были ограблены, служба в них прекратилась. Однако настоятель, отец Иоанн Ястребов, согласился отпеть Тюфякина по старому обряду. Гроб занесли в разгромленный Покровский собор. Отпевание длилось более часа. В храм заходили французы, глазели на ритуал и громко, бесцеремонно комментировали его. Русские сдерживались. Это тебе не на Поварской: поблизости стоит целая дивизия.
Покровский собор из числа самых больших в Москве. Вид его неказист, но не по вине архитектора. Выстроенный в 1792 году, он был рассчитан на двадцать тысяч прихожан. Венчать солидное сооружение по проекту полагалось пяти куполам. Однако московские власти испугались такого внешнего возвышения гонимой ветви православия. Велено было оставить лишь одну скромную главку, а алтарь поместить внутрь моленного зала. Сейчас некогда богатый храм поражал запустением. Оклады с икон были ободраны, в углу валялось снятое паникадило, исчезла серебряная утварь. Отец Иоанн служил в простой рясе и с деревянным крестом на груди. Не обращая внимания на глумление французов, он читал чётко и торжественно, с подлинным чувством. Степанида тихо плакала. Наконец тело партизана было предано земле, и процессия той же дорогой отправилась обратно на Поварскую. Саловаров вёл вдову под руку и поддерживал с ней благопристойный разговор. Когда пришли, усталые и голодные, на поминальном столе уже дымились пироги с говядиной. Сила Еремеевич по случаю траура надел Георгиевский крест и две медали. Он же произнёс короткую, но задушевную речь. Отдавшие жизнь за Отечество, сказал егерь, находятся у Бога на особом учёте. Те же из них, кто сделал это не по долгу присяги, а добровольно, по совести, особенно угодны Господу Мздовоздаятелю и должны попадать в рай.