Читать «Московский апокалипсис» онлайн - страница 58
Николай Свечин
Отчаянов жестами расставил своих бойцов на позиции, и они принялись ждать. Через полчаса появилось сразу два гусара. Передний нёс огарок свечи. Он привычно зашёл в алтарь, стянул чикчиры, уселся на корточки — и был тут же зарублен ударом топора. Второму приставили к шее кортик и велели молчать.
Егерь подозвал к себе Ахлёстышева.
— Объясни ему работу. Пусть приберёт за своими. Тогда оставим жить.
Ахлестышев вместо объяснений взял перепуганного саксонца за волосы и, как нашкодившего кота, стал тыкать носом в дерьмо. При этом приговаривал по-немецки:
— Ах ты, скотина! Я тебе покажу, как гадить в храме! На, угостись! Ещё, ещё!
Тыкал долго, потом разогнул и сказал:
— Сейчас ты всё здесь вымоешь. Дочиста! Заупрямишься или станешь звать на помощь — убьём.
Батырь сорвал с плеч гусара доломан, сунул в руки поильное ведро с водой. Тот трясся от страха, на перепачканном лице прыгали губы. Пленный понял, наконец, что от него требуется. Он наклонился, окунул тряпку в ведро. Отчаянов сильным пинком сбил его с ног и приказал Ахлестышеву:
— Скажи: в святом месте надобно стоять на коленях. Тем более, после такового греха!
Пётр перевёл. Саксонец тут же упал на колени и принялся усердно намывать пол собственным доломаном. При этом он испуганно косился на русских и бормотал, просительно заглядывая каторжнику в глаза:
— Я стараюсь… смотрите, как я стараюсь! Я сделаю всё, и очень хорошо! Всё, что прикажете… Только не убивайте меня, ведь я ещё так молод и не видел жизни!
Партизаны огарком светили пленному и командовали:
— Вот ещё здесь подотри… И здесь не забудь… Живее, немец-перец! Умел срать в Божьем храме, умей и убрать!
Вдруг с улицы раздались шаги, и чей-то встревоженный голос окликнул:
— Андреас, Карл, где вы там? Почему так долго? У вас всё в порядке?
Все замерли, но Пётр немедленно ответил с саксонским выговором:
— Иди скорее сюда, мы тут такое нашли! Много серебра!
Гусар забежал в темноту — и налетел на нож Саши-Батыря. Убитого аккуратно положили на сено.
— Продолжай! — приказали пленному, и тот взялся за уборку с удвоенной энергией.
Через четверть часа Сила Еремеевич внимательно осмотрел зимний алтарь и остался доволен работой гусара. Тот стоял в одной рубахе, ни жив, ни мёртв, по измазанному экскрементами лицу текли слёзы.
— Ладно, — милостиво махнул рукой унтер-офицер. — Иди. Ведро с помоями унеси. Чтоб вылил за оградой! Своим передай: ежели ещё кто в храме нагадит, сожгу весь взвод. Ни одного живым не выпущу! Я всё знаю: сколько вас, где стоите, чего пьёте-жрёте… Смотри у меня!
Гусар слушал перевод и согласно кивал головой.
— Вот ещё. Чтоб лошадей в храме к утру уже не было! Приберитесь за собой. Двери все заколотить, чужих не пускать. Я следующей ночью приду, проверю. Где говно найду — пеняйте на себя. Свободен!
Гусар подхватил ведро и на негнущихся ногах направился к выходу. А партизаны быстро выскользнули через другую дверь и садами пробрались в Хлебный переулок. Кругом по-прежнему было тихо. Не особо таясь, семь человек пересекли Никитскую и углубились в Бронные улицы.