Читать «Любовь к каждой собаке» онлайн - страница 43

Чтобы не запутаться, решаю начать с вольера, на задней стенке которого белой масляной краской нарисована единица.

По тому, как ест собака, можно судить о ее нраве. Большинство приютских, конечно, набрасываются на еду, ничего не замечая вокруг. Инстинкт заставляет их хватать и глотать как можно скорее, пока никто не отобрал. Но есть и тактичные собачки, они едят спокойно, посматривая вокруг, оценивая того, кто их кормит.

Лена как‐то рассказывала, что пес Мишка, перед тем как начать есть, облизывал ей руку.

В третьем вольере взгляд привлекла спокойная, чуть боязливая собачка. Я взяла миску с кашей и вошла за решетку. Собака принялась за еду, а я села на корточки и стала за ней наблюдать. К стене вольера кнопкой был прикреплен листок с именем «Ева».

Ева ела медленно, периодически поднимала морду, облизывалась, тревожно смотрела то в проход, то на меня. Это была короткошерстная, очень худая собака. У нее стройные длинные лапы, которые делали ее статной и высокой, вытянутая морда и упругий длинный хвост. Что до расцветки, то от волонтеров я знала, что такой окрас называется «соль-перец-горчица» – у Евы белые лапки и живот, желтоватые бока и черная спина. Похоже, что кто‐то из ее предков был породистой борзой.

Мне понравилась деликатность, с которой Ева обнюхивала мои руки и лицо, пока я сидела рядом. Тронула ее нежность – она ласково подставила голову, разрешая погладить, хотя чувствовалось, что опасается.

Я решила погулять с ней в парке и пошла к Лене – попросить поводок и ошейник.

– Поводок я тебе дам, а ошейник должен быть на ней.

– Но она без ошейника, – возразила я.

– Если без ошейника, значит, не гуляет.

– Как не гуляет?

– Может, не приучена, не умеет на поводке ходить, машин боится, людей кусает, да что угодно, – Лена выдала мне поводок. – Если все-таки надумаешь гулять, сними ошейник с какой-нибудь ее соседки.

«Как это не гуляет?» – растерянно бормотала я, возвращаясь в третий ряд. «Как это людей кусает? Такая чудесная собака не может никого кусать. Она вон какая напуганная, бедняжка. Все равно поведу ее гулять».

Ошейника и поводка Ева испугалась, открытой дверцы тоже. Я стала тянуть за поводок, но собака упиралась. Она хоть и худенькая, а все-таки крупная – на руках мне ее не унести. Точно! На руках. Пришлось попросить помощи у паренька-таджика. Я взяла собаку под грудь и под голову, парнишка под попу, мы прошли весь длинный ряд, пересекли остальные ряды, вышли за калитку, потом за ворота и опустили Еву на асфальт. Она легла на живот, раскинула лапы, пригнула голову к земле, как будто хотела сквозь нее провалиться.

– Она не гуляет, – сказал таджик, – я ее знаю. Когда у нас общий выгул, она всегда в вольере сидит – боится. Другие собаки ее обижают.

Я так надеялась, что вдали от лая и агрессии Ева воспрянет духом и согласится пойти со мной. Я бы показала ей осеннюю траву и желтые листья, мы бы побегали по дорожкам парка, она бы отдохнула от этого постоянного жуткого страха, висящего над приютом. Но Ева окаменела от ужаса. Такую вот каменную собаку мы на руках отнесли обратно в клетку.