Читать «Лес теней» онлайн - страница 108

Затем Палач достает свечку, зажигает ее и подносит к ноздрям своей жертвы. Горячий воск капает на покрасневшую кожу, скапливается и застывает, постепенно уменьшая доступ кислорода. И когда каждый вдох дается с нечеловеческим усилием, становится страданием, подвигом, Палач пристально смотрит жертве в глаза. Тело хочет жить, пульс учащается, стучит в висках, стучит все сильнее, горло медленно сжимается, трахея не выдерживает, легкие взрываются. Но еще теплится последняя надежда на внезапное спасение, на то, что можно будет вдохнуть в себя весь воздух, можно будет освободиться…

А Бурн наблюдает – наблюдает за точным моментом, когда Смерть придет за своей добычей. Ждет мгновения, когда душа готова расстаться с телом.

И тогда Палач овладевает своей жертвой. И под взглядом ничего не понимающего, оставленного в живых ребенка он достигает пика наслаждения.

Давид схватил чистый лист и, скрипя зубами, смял его. Через эти ужасные видения постоянно проступал образ Кэти. Кэти в кровати с его лучшим другом. Кэти, стонущая в экстазе: «Еще! Еще! Еще!»

Первый удар пришелся в левую ногу.

«Ты должна была… Ты должна была поговорить со мной. Ох, Кэти! Что ты наделала?!»

Белая земля окрасилась фонтаном крови. Заорав изо всех сил, МарионЭмма попыталась расцарапать своему мучителю лицо. Он увернулся и толкнул ее в спину. Веревка стала раскачиваться, тощее тело женщины ударилось о туши, которые были в таком состоянии, что от этого прикосновения рассыпались в прах, как трухлявый пень. Тонны личинок упали посыпались из них отвратительными кучами на снег.

Монстр в большом зеленом переднике начал хохотать. Он все хохотал и хохотал. И изо рта у него вырывался пар.

Эмма умрет сдохнет. Когда лезвие коснулось ее левого соска, она стала молить Бога простить ей зло, которое она причинила окружающим.

Давид так сильно бил по клавишам, что у него заболели пальцы. Она предала его, вываляла в грязи. Шесть недель! Она молчала шесть недель, а он-то убивался, по двенадцать часов в день зашивал трупы. За это время кого он только не видел у себя на столе: переломанных детей, девочек-подростков – героиновых наркоманок, им было от силы по семнадцать лет, голых, изнасилованных. И это не считая воспоминаний о матери, которые наваливались на него, едва он входил в лабораторию танатопрактика.

А она! Кэти! Как она могла?!

«Давайте! Отпразднуем это за стаканом виски! Кто хочет за деньги провести ночь с моей женой, встаньте!»

Держа бутылку в руке, он поднялся со стула. Задел коленом стол, какая-то пробирка упала на пол и разбилась, но Давид этого даже не заметил.

«Сюда! Сюда! Всем хватит!»

Вдруг зазвучал Шуберт. Начало квартета. Он повалился на стул у проигрывателя, положил ладони на стол, уткнулся в него лбом, в ушах его гремела музыка, он пытался заплакать, освободиться от ярости, заполнившей его душу. Невозможно.

Он не жену ненавидел. Он ненавидел себя, Давида Миллера.