Читать «Красный космос» онлайн - страница 247
Михаил Валерьевич Савеличев
И платье самое обычное. В каких ходили почти все девушки в последнее предвоенное лето. И даже потом ходили, когда лето стало военным, потому что не успели переодеться в гимнастерки и юбки, но это было даже хорошо – при взгляде на них усталые от красок войны глаза отдыхали, а на сердце становилось чуть-чуть теплее. Только вот сами девушки не желали ходить в вызывающе мирных платьях. Страна примеряла на себя одежды войны.
– Здравствуй, папа, – сказала девушка. Легко сказала. И столько правды звучало в ее словах, что он сразу поверил. И даже особого удивления не ощутил – кто же еще должен встречать солдата, вернувшегося с войны? С очень долгой войны. Такой долгой, что на месте его могилы вырос сосновый лес.
– Здравствуй… дочь, – последнее слово далось с некоторым усилием. Он разглядывал ее, отыскивая знакомые черты. Свои. Жены. И казалось, находил. А потом казалось, что они, эти знакомые черточки, вдруг исчезали, ускользали, оставляя незнакомое лицо. Хорошее лицо, но незнакомое.
– Как… как мама? – спросил солдат. Спросил, в общем-то, зная ответ.
– Она… она умерла, папа, – девушка прикусила губу, понурила голову. – Давно уже… она прожила долгую жизнь… очень долгую и славную…
– Понимаю, – сказал солдат. Сердце тоскливо сжалось. Он сунул руку в карман и вновь достал кисет. – Я закурю.
– Кури, кури, конечно, – девушка… нет, не девушка – дочь – посмотрела на него с хитрецой. И он внезапно вспомнил этот взгляд, который столько раз видел в зеркале, но почему-то забыл. Да и когда он последний раз гляделся в зеркало?
– Видать, много времени прошло, – чиркнул спичкой, подпалив самокрутку, и кивнул на деревья: – Я и не знал, что тут такие могут вырасти. Север…
– Да, папа, много, – дочь присела на валун рядом с ним, и он остро ощутил запах чисто вымытого тела. Война пахла иначе. Совсем иначе. Порохом, но это и понятно, и ваксой, что совсем уж непонятно – почему именно ваксой? Как будто они больше ничем не занимались, только стреляли да чистили сапоги от фронтовой пыли. – Ты все увидишь… скоро увидишь… но прежде я хотела…
Он вслушивался в ее молчание и делал затяжку за затяжкой. Солдат догадывался – что именно дочь хочет узнать, но не помогал ей. Сама должна спросить. А он сам должен рассказать. Как на духу. Как на исповеди. Как старший младшему.
– Как ты погиб?
Солдат сделал еще несколько затяжек, плюнул в ладонь и аккуратно загасил окурок, спрятал в кисет – еще пригодится. Потер жесткой ладонью лицо, нащупав пробивающуюся на подбородке щетину. И стал рассказывать. Все, что помнил о тех последних днях и часах своей жизни.
Как отступали, как вгрызались в камни, как иногда наступали, но затем опять отступали, как их прижали вот на этом клочке каменистого места, где тогда не было никакого леса, а только валуны, да шумело вдалеке холодное море, как погибали товарищи, как таяли боезапасы, как их с товарищем отрядили на поиск выхода из окружения и им не повезло угодить в плен, как обозленные сопротивлением их отряда фрицы долго спорили промеж собой – расстреливать или не расстреливать, и как на следующее утро их вывели вот к этому камню.