Читать «Кошмар в Берлине» онлайн - страница 169

Ганс Фаллада

— Какой же разговорчивый ты стал, Кубе, постарел поди, сам не помнишь, о чем толкуешь, — Клейнгольц совсем разозлился. — Жаль мне тебя!

Клейнгольцу надоела эта перепалка. Кроме того, здесь стало и правда очень жарко, особенно когда все время бегаешь и на всех орешь. Клейнгольц решил спуститься вниз, передохнуть.

— Я собираюсь в контору. А вы, Пиннеберг, проследите, чтобы все работали. И никаких перекуров, поняли? Передо мной отвечаете!

Он спустился с чердака, и там тут же завязался оживленный разговор. Клейнгольц сам позаботился о том, чтобы в темах недостатка не было.

— Понятно, почему он сегодня так взбесился!

— Разогреет глотку — угомонится.

— Перекур! — завопил старый Кубе. — Перекур! Эмиль, вероятно, еще во дворе.

— Я очень вас прошу, Кубе, — обратился двадцатитрехлетний Пиннеберг к шестидесятитрехлетнему Кубе, — прошу вас не болтать больше о том, о чем господин Клейнгольц говорить не разрешил.

— Все по договору, господин Пиннеберг, — ответил ему бородатый Кубе, — по договору полагается отдых. Не может хозяин лишить нас отдыха.

— Но ведь мне за это достанется.

— А мне что за дело! — фыркнул Кубе. — Раз вы даже не слышали, как он меня вором обозвал!..

— Если бы вы оказались в моем положении, Кубе…

— Знаю, знаю. Если бы все рассуждали, как вы, юноша, мы бы у них на цепях сидели и за каждый кусок хлеба пели им псалмы. Ну, да вы еще молоды, и у вас все впереди. Вам еще предстоит испытать на себе, насколько далеко вы зашли со своей лестью. Перекур!

Но все и так давно разбрелись по углам. Только трое служащих стояли особняком.

— Можете продолжать, господа, — обратился к ним один работник.

— Эмиль непременно вас похвалит! — подхватил другой. — Или даст коньяку понюхать.

— Нет, Марихен он им даст понюхать.

— Всем троим? — По чердаку разнесся громкий хохот.

— Она и от троих не откажется.

Кто-то затянул песню:

Марихен, Марихен, красотка моя!

Ее подхватили все остальные.

— Будем надеется, что нам не достанется, — сказал Пиннеберг.

— С меня хватит, — резко ответил Шульц. — Не хочу, чтоб меня при всех козлом называли! Вот возьму и Марию ребенком награжу и брошу. — Его губы скривились в злобной усмешке.

Его поддержал здоровяк Лаутербах:

— Вот бы подстеречь его как-нибудь ночью, когда он напьется, и надавать ему в темноте. Сразу шелковым станет.

— Слова все это, что мы ему с вами сделаем, — заметил Пиннеберг. — Работяги правы. Мы трусы.

— Ты, может, и трус, а я точно нет, — возмутился Лаутербах.

— И я не трус, — поддержал его Шульц. — Мне и самому эта лавочка уже опостылела.

— С этим надо что-то делать, — предпринял Пиннеберг первую попытку. — Разве он не разговаривал с вами сегодня утром?

Все трое в каком-то замешательстве устремили друг на друга недоверчивые взгляды.

— Слушайте, — продолжал Пиннеберг, ему было уже все равно, что они подумают. — Сегодня утром он мне все уши прожужжал о своей Марии, все нахваливал ее. А еще чтобы я к первому числу решил, самому мне уволиться или ждать, что он меня уволит. Это как-то связано с Марией — но я и сам не понял, как.