Читать «Хроника жестокости» онлайн - страница 10
Нацуо Кирино
У матери отсутствовало чувство реальности, она выглядела белой вороной в нашем микрорайоне, где все представляли собой однородную массу. Из-за этого мне часто доставалось. Хотела бы я знать: сколько людей искали меня по-настоящему, не притворяясь, что ищут, когда я пропала?
Мне постоянно говорили о матери гадости, отпускали в ее адрес идиотские шутки, но я была еще мала и, к счастью или несчастью, плохо понимала, что происходит. Тем не менее, уже тогда у меня было неприятное ощущение, что моя мать – не такая, как другие. Что касается отца, он был человек мягкий, бесконфликтный, даже рассердиться ни на кого не мог. Обычный технарь, он с головой ушел в разработку метода высушивания лука для добавления в ту самую лапшу, которую делали на его фабрике.
До того случая – это произошло осенью, когда я училась в четвертом классе, – я занималась с матерью музыкой и ездила в соседний городок в балетный класс. Больше никто из детей туда не ездил.
В нашем микрорайоне имелся свой балетный кружок, что-то вроде музыкального класса моей матери, учившей детей пению и игре на фортепиано. Занятия проходили в клубе раз в неделю. Мать сходила туда на разведку и, вернувшись, прошептала мне в ухо:
– Они там танцуют в спортивном трико. Прямо урок физкультуры, честное слово. Ну что это за преподаватель?! Руки, как крюки, даже на пуанты толком встать не может.
Так я стала ездить на балет в соседний городок и воспитала у себя куда более жесткий взгляд на действительность, чем у матери. Я научилась видеть жизнь такой, как она есть, не отворачиваясь от нее. Соседские ребята, завидев маменькину дочку, возвращающуюся с балета, тут же начинали надо мной издеваться. Одна девчонка тыкала пальцем в мои распущенные волосы, дразнила чучелом. Мальчишки бежали следом и пронзительно верещали, явно подражая маминым вокальным упражнениям. А те, кто постарше, насмехались над моим розовым балетным трико: «Глядите, какой поросеночек!»
Опустив голову, я спешила поскорее добраться до автобусной остановки. Кэндзи похитил меня, когда я возвращалась с балета, и после того, как меня освободили, я вот что подумала: все, кто меня травил, конечно, удивились, узнав, что со мной произошло, но посочувствовал ли мне хоть кто-нибудь?
В городке, куда я ездила, жили «белые воротнички», работавшие в нашем городе. В балетном классе местные девчонки тоже категорически отказывались меня признавать. В основном из семей клерков, служащих, учителей и богатых фермеров, они держались тесным кружком и были неразлейвода. Как только я появлялась на пороге класса, все тут же поворачивались в мою сторону и начинали шептаться и хихикать.
Наверное, я одета не так и лицо у меня дурацкое – вот они и смеются, с досадой думала я, но у их насмешливых улыбочек была и другая причина.
Как-то раз я закончила упражнение, ко мне подошла одна простушка из их компании и, не скрывая разочарования, сказала: «Думаешь, у тебя очень здорово получается, раз ты специально сюда ездишь?» Я долго не понимала, почему они меня так не любят. А оно вон, оказывается, в чем дело! Балет был мне безразличен, и я ездила в класс против воли, только потому, что мать этого хотела. Вот что им и не нравилось. Если бы я любила танцевать и занималась изо всех сил – тогда, может, меня бы и приняли за свою. Даже у детей дружбе сопутствует уважение. Говорят, девчонки из балетного класса, узнав, что я пропала по пути домой, переглянулись и тихонько рассмеялись.