Читать «Горшок золота» онлайн - страница 92

Но Тощая Женщина отстранилась от его руки со словами:

– Не годится это – повертывать, когда путь начался, но следует шагать дальше, туда, куда решено; нельзя нам вернуться и на твои луга, к твоим деревьям и солнечным пятнам, раз мы оттуда ушли. От пыток ума не увернешься ни ради какого облегчения тела, покуда дым, что ослепляет нас, не сдует прочь, а терзающее нас пламя не приспособит нас к неумирающему восторгу, что есть лоно Бога. Не годится и то, что вы, великие, стережете пути странников, стремитесь заманить их коварными посулами. Лишь на перекрестках сидеть вам, где путники медлят и сомневаются, а вот на тракте нет у вас власти.

– Свободна ты от меня, – сказал третий мужчина, – пока не станешь готова вернуться ко мне, ибо среди всего лишь я один стоек и терпелив и ко мне возвращается все, когда приходит время. Есть свет в моих тайных местах средь лесов и лампы в садах под холмами, что стерегут ангелы Бога, а позади моего лица есть другое, которое не ненавидят Сияющие.

Засим три Абсолюта встали и могуче зашагали прочь; шли они, а их гулкая речь гремела между землей и облаками, подобно порывистому ветру, и, даже когда они скрылись с глаз, слышно было, как тот мощный рокот мягко замирает в залитых луной просторах.

Тощая Женщина и ее дети медленно двинулись суровой дорогой по склону. Не близко, у дальней вершины холма что-то слегка светилось.

– Вон, – проговорила Тощая Женщина, – Бру Энгуса Мак ан Ога, сына Дагды Мора.

К тому-то огню и повела она утомленных детей.

Вскоре предстала она перед богом, и тот укрепил ее и утешил. Она рассказала ему все, что случилось с ее мужем, и взмолилась о его помощи. Легко получила согласие, ибо главное дело богов – наделять защитой и помощью тех, кто этого просит, однако (и в этом их ограничение) помочь они никак не могут, покуда их об этом не попросили, и свободная воля человечества – самый ревностно охраняемый и священный закон жизни, а значит, вмешательство любящих богов возникает лишь при равно любящих зовах.

Глава XVIII

Счастливое шествие

Кайтилин Ни Мурраху сидела одна в Бру Энгуса в точности так же, как сиживала на склоне холма и в пещере у Пана, и вновь размышляла. Теперь была она счастлива. Ничего большего желать не могла, ибо все, что есть на земле или чего пожелать мог ум, стало ее. Мысли уж не были застенчивыми подспудными поисками на ощупь, что не давались ни в руки, ни пониманию. Всякая мысль сделалась существом или человеком, зримым в своей лучистой отдельной жизни, видным или осязаемым, принятым или отторгнутым, как причитается ему. Но Кайтилин обнаружила, что счастье не есть смех или удовлетворение и что ни один человек не в силах быть счастливым в одиночку. Так постигла она чудовищную печаль богов – и отчего Энгус втайне рыдает, ибо нередко она слышала, как он плачет по ночам, и поняла, что его слезы – по тем, кто несчастен, и что утешить его нельзя, покуда остается на земле хоть один горемыка или же хоть одно злое деяние, таящееся в мире. Ее собственное счастье тоже маялось этой чужой скорбью, пока не поняла она, что нет ничего ей чужого и что все люди и все существа воистину ей братья и сестры, живут они и умирают в мучениях; и, наконец, поняла она, что нет отдельных людей, а есть род людской, нет человека – есть человечность. Отныне и навсегда никакое утоление страсти не приносило ей услады, ибо сокрушилось ее чувство единственности – не отдельный она человек, а часть великого организма, какому суждено, вопреки любым невзгодам, достичь единства, и это великое существо трояко, его колоссальные составляющие – Бог, Человек и Природа, бессмертная троица. Долг жизни – жертвование самостью, отказ от мелкого эго, чтоб стало свободным эго великое; зная все это, Кайтилин поняла, что наконец-то познала Счастье – божественную неудовлетворенность, какая ни покоя не обретет, ни облегчения, покуда цель не достигнута и знание взрослого не добавлено к веселости дитяти. Энгус сказал ей, что за этим пределом находится великое блаженство, кое есть Любовь, Бог, а также начало и конец всего, ибо всему полагается идти от Свободы к Узам, чтобы вернуться потом к Свободе постигнувшими все и подготовленными к тому пламенному восторгу. Этого не случится, пока не останется среди живых ни одного невежды, ибо пока последний невежда не помудреет, мудрость останется шаткой, а свобода – незримой. Зрелость не в летах измеряется, а в сонмах, и пока есть хоть один замыленный глаз, никто не узрит Бога, ибо ока всей природы едва ли хватит, чтобы взглянуть на подобное величие. Счастье нам предстоит приветствовать сонмами, а вот Его под силу нам приветствовать лишь целыми звездными системами и вселенской любовью.