Читать «Горшок золота» онлайн - страница 74

Вот где Философ долго вышагивал туда-сюда. Какое-то время разглядывал душистый горошек и скорбел вместе с ним о тяготах бытия. Поздравил настурцию с ее двумя яркими ребятишками, но подумал о садах, где они могли бы цвести, и воспоминания о просторной, солнечной свободе опечалили его.

– И впрямь же бедняги! – проговорил он. – Вы тоже в остроге.

Пустой, беззвучный двор угнетал Философа так сильно, что наконец он позвал рыжего полицейского и взмолился, чтоб тот лучше засадил его в камеру; в общую камеру его и препроводили.

Находилась темница в подвальчике ниже уровня земли. Сквозь железную решетку в самом верху стены сочился, помаргивая, белесый свет, но помещение окутывал мрак. В саму камеру через дыру в потолке спускалась деревянная лестница, и эта дыра пропускала внутрь проблеск сияния и немного воздуха. Стены каменные, покрытые побелкой, но много где побелка отпала, оголив грубый камень, что попадался на глаза, куда ни глянь.

В камере находились двое, их Философ и поприветствовал, но они не ответили; не говорили они и друг с другом. Почти всю комнату опоясывала по кругу прибитая к стене деревянная скамья, и на ней-то, далеко друг от друга, и сидели те двое, упершись локтями в колени и устроив головы на ладонях; оба вперяли неподвижные взгляды в пол у себя под ногами.

Некоторое время Философ походил туда-сюда по каморке, но вскоре тоже уселся на скамью, подпер голову руками и погрузился в меланхолическую грёзу.

Так прошел день. Дважды спустился по лестнице полицейский, принес еду – хлеб и какао; неуловимо и постепенно истаивал свет на решетке и надвигалась темнота. Немало времени спустя вновь явился полицейский – принес три матраса и три грубых одеяла, пропихнул все это в дыру. Оба узника взяли себе по матрасу и по одеялу, расстелили все это на полу; Философ последовал их примеру.

К тому времени им уже было не видать друг друга, и все действия они совершали исключительно на ощупь. Улеглись по своим постелям, и в комнате повисла ужасная темная тишина.

Но Философ спать не мог – просто держал глаза закрытыми, ибо тьма у него под веками была не такой плотной, как та, что вокруг; и действительно: свою тьму он мог освещать по собственной воле и творить вокруг себя солнечные дороги или же сияющее небо. Пока закрыты глаза, Философ властвовал над всеми картинами света, цвета и тепла, но неутолимая пытливость вынуждала его каждые несколько минут размыкать веки, и в печальном внешнем пространстве не мог он сотворить никакой радости. Темнота обременяла его такой большой грустью, что вскоре просочилась к нему под веки и затопила счастливые картины, пока чернота не завладела им и изнутри, и снаружи…