Читать «Финт хвостом» онлайн - страница 6

– Вы – владелец этого амбара? Хотите, чтобы я заплатила за фотографии или что?

Старик робко посмотрел на меня, в широко открытых глазах под тенью козырька читалась боль, и он ответил, жуя табак:

– Денежку за него я уж получил, но можно сказать, что этот кот – мой…

После этих слов все мое раздражение и нетерпение растаяли в тяжелом чувстве стыда и смешались с трепетным благоговением – этот старик в мешковатых брюках, по-видимому, был сам Хобарт Гурни, художник, который нарисовал все рекламы «Жевательного табака Катца», усеивавшие бока амбаров по всему Южному Иллинойсу и западному Кентукки. Человек, который перестал их рисовать всего два года назад, и только потому, что из-за возраста ему стало трудно подниматься и спускаться по стремянке. Несколько лет назад я видела передачу о нем на CNN, когда он рисовал последнюю или предпоследнюю работу для Катца, но большинство стариков, как правило, похожи друг на друга, особенно если все как один ходят в бейсбольных кепках и комбинезонах, забрызганных краской. Во всяком случае, работа производила на меня большее впечатление, чем человек, который ее создал.

Протянув руку, я сказала:

– Ой, простите за то, что я сказала… Я… я не это имела в виду, просто у меня осталось мало дней отпуска, а погода никак не хочет мне посодействовать…

Кисть Гурни была сухой и твердой; он жал мне руку до тех пор, пока она не стала ныть, и мне пришлось ее убрать. Он ответил:

– Без обид, я не обижаюсь. Думаю, наш дружок подождет, пока тучки разойдутся, и станет покладистее. Он спокойный, это я о дружке, просто стесняется при незнакомых.

По тому, как он сказал «Дружок», я поняла, что это имя, а не обобщающее слово для любого животного, которое попалось под руку.

Судя по тому, как облака мчались по солнцу, я решила, что Дружка ждать придется долго, поэтому я показала на арендованную машину, припаркованную в нескольких ярдах от амбара, приглашая Гурни выпить со мною банку «Пепси» из холодильника на заднем сиденье. Брюки Гурни при ходьбе сухо шаркали друг о друга со звуком, похожим на тот, с каким кошачий язык облизывает голую руку. И когда художник говорил в тесном помещении, его дыхание, пропитанное табаком, тоже было каким-то по-кошачьи зловонным, диким и теплым. Старик наполовину вылез из машины, так, чтобы хорошо видеть своего Дружка, держа тело в относительном тепле салона. В перерыве между шумными глотками газировки он сказал мне:

– Как я уже говорил, ни одна уважающая себя кошка не станет позировать, поэтому единственный способ обойти это правило – нарисовать свою собственную. Память – лучшая модель…

Я чуть не поперхнулась «Пепси», когда он это сказал. Все это время я предполагала, что Гурни вдохновлялся какими-то амбарными кошками, бродившими по округе, но воссоздать таких точных, обаятельных кошек из памяти и воображения…

– Самое смешное, что когда меня наняли работать на компанию Катца в тридцатых, все, что их интересовало, – это выставить название на всеобщее обозрение самыми большими буквами, какие только получатся. Добавить кошек на рекламу Катца было моей идеей – мне за это не доплачивали. Но мне казалось, что так и надо, понимаешь? И это действительно привлекло внимание людей. И потом, кошки эти составляли мне компанию, пока я работал – стоять на стремянке порой очень одиноко, когда ветер задувает за воротник рубашки, а поговорить на такой высоте и не с кем. Было у меня что-то такое в детстве, когда я убирал амбар папы, а местные кошки, значится, терлись о мои ноги, мурлыкали и иногда запрыгивали прямо мне на плечи и так ездили, пока я работал. Только я не всем давал имена, понимаешь, потому что они вечно то приходили, то уходили, то коровы их давили – нет, не специально, не подумай, просто они были большущие, а кошки – махонькие, и зимой, по ночам пытались греться возле коров. Но я любил их компанию. Хочешь – смейся, но… – тут Гурни понизил голос, хотя вокруг не было никого, кто мог бы его услышать, кроме меня и огромного нарисованного Дружка на краю заброшенного амбара: