Читать «Два дня» онлайн - страница 8

Рэндалл Силвис

Четыре маленькие ощипанные птички лежали в ряд на разделочной доске со вспоротыми грудками. Немного начинки. Вот ты кладешь ее в тушки. Плотно их набиваешь. Запахи камфорного базилика и мелко порубленного лука щекочут тебе нос. Из духовки вырывается жар. В гостиной, сидя по-турецки за журнальным столиком, Клэр, Томми и Лисси играют в «Монополию». Томми – просто ас в операциях с недвижимостью: он скупает все, на что накладывает руки. А малыш Дэви, такой сладкий, неугомонный Дэви, снова и снова дергает веревочку в своем «Скотном дворе». И корова говорит «Му-у», а петух кричит «Ку-ка-ре-ку!».

Так оно все и было. Субботний вечер был реальностью. А вот все, что потом… Как такое могло случиться?

«Фрикативы… Аффрикаты… Дифтонги…» – мелькает в голове.

Все эти слова крутились у него в мозгу и той ночью – сначала за ужином, потом уже в постели с женой. Он собирался записать их, добавить в список для главного героя своего нового романа. Тот был словофилом – человеком, которому нравились слова не за значение, а за звучание, и который мог расхаживать туда-сюда и приговаривать «фрикативы» только потому, что это доставляло ему удовольствие. Странные слова полезли в голову Хьюстону, еще когда он только попытался представить себе нового героя и составить его подробный портрет. Так уж повелось. Стоило Хьюстону нарисовать в своем воображении очередного персонажа и «залезть к нему в голову», как нужные слова сами приходили к нему, будто выскакивая изо рта героя. Эти слова Хьюстон мог даже не знать, а если и знал, то не понимал их смысла. Он слышал и записывал их, а потом уточнял в словарях их значение – ему нужна была уверенность, что он использует их правильно. И каждый раз он обнаруживал, что таинство сочинительства, это проникновение в новую историю, ее прочувствование было ему даром свыше. И убеждаться в этом было так приятно!

Но в минувший субботний вечер ему так и не представилась возможность проверить значения новых слов, сообщенных его героем. А теперь тот упорно хранил молчание. А Хьюстон коченел в пещере от холода, голода и неверия… человек, оказавшийся в ситуации, которую мог измыслить изощренный писательский ум, но которая оказалась слишком ужасной для того, чтобы в ее реальность было легко поверить.

Ход истории изменился. И у Хьюстона теперь не было ни компьютера, ни ручки. Ни чернил, ни бумаги. «Фрикативы, – прошептал он оранжевому свету, проступавшему сквозь еловые дуги. – Аффрикативы. Дифтонги…»

Как вдруг щелчок в голове. И кадр во все поле зрения.

Хьюстон вздрогнул, отпрянул и обратил лицо к черной земле. Но ее чернота не застила ужасный кадр… Образ боли… одной сплошной боли… А потом несвязные обрывки записи. Колющий удар… колотая рана… тысячи синхронизованных лезвий. Его разум распался на множество разрозненных, нескладывающихся частей. Стал похож на огромный разобранный пазл, фрагменты которого кто-то безжалостно раскидал по всему полу пещеры. Вот кусочек голубого неба. В том кусочке уголок чьего-то глаза. А это крыло птицы? А там что… бурая трава или прядь шелковистых волос?