Читать «Дорога запустения» онлайн - страница 225

Три дня шел дождь, какого еще не было, даже когда музыка Десницы стребовала сто пятьдесят тысяч лет дождя с сухого насмешливого неба. Раэль Манделья смотрел на дождь из каждого окна гасиенды по очереди. Из этих окошек он видел, как бурные реки дождевой воды уносят в водовороте урожай будущего года, и казалось, что в грохоте капель слышится смех Панарха: божественные слоги твердили, что будущего для Дороги Запустения нет. Так продолжалось три дня, затем серые облака раскучерявились, сквозь желудочно-кишечное бугрение пробился свет, великий ветер с юга сдул дождь и оставил мир дымиться и куриться на солнце, каким оно бывает в пятнадцать пятнадцать. Той ночью медитативную тишь пустыни нарушили крики: ужасные дребезжащие крики, полные страха и боли, – крики рожающей женщины.

– Ш-ш-ш, ш-ш-ш, спокойно, куриная косточка, спокойно, лунный камушек, еще чуть-чуть, уже скоро, ну же… – молила Санта-Экатрина, и Квай Чен Пак, куриная косточка, лунный камушек, тужилась, и злилась, и разразилась еще одним дребезжащим криком, так что Раэль-мл., волновавшийся в гостиной вместе с мистической бабушкой, вскочил со стула и схватился за ручку двери. Ближе к рассвету Санта-Экатрина повернула эту ручку и призвала сына в родильную комнату.

– Уже скоро, но она очень слаба, бедная девочка. Возьми ее за руку и отдай всю силу, сколько сможешь.

Когда небо просветлело багрянцем и золотом, глаза Квай Чен Пак открылись широко-широко-широко, и ее рот растянулся ох-ох-ох настолько, что мог заглотить мир, и она тужилась-тужилась-тужилась-тужилась-тужилась…

– Давай-давай-давай-давай-давай… – шептала Санта-Экатрина, и Раэль-мл. зажмурился, потому что не мог вынести происходившего с женой, но сжал ее руку так, как если бы никогда, никуда, ни за что ее не отпустил. – Давай-давай-давай-давай-давай, – потом раздался судорожный стон, и Раэль-мл., разлепив глаза, увидел уродливый красный уауакающий комок на руках у жены и пятна на простыне – красные и черные, мерзкие, гадкие женские пятна.

– Сын, – сказала Санта-Экатрина, – сын. – Раэль-мл. взял маленький красный корчащийся комочек у жены и вынес его в утро, туда, где солнце отбрасывало на землю великанские тени. Осторожно и восторженно Раэль-мл. нес сына по разоренным полям и закоулкам к гряде утесов, где поднял мальчика к небу и прошептал его имя пустыне.

– Аран Манделья.

Ответом ему была молния вдоль горизонта. Раэль Манделья-мл. взглянул в пустые черные глаза сына и увидел, как за широкими зрачками сверкают молнии. Эти глаза не могли пока сосредоточиться на отцовском лице, но казалось, что они смотрят на мир больше и шире окаймленного горизонтом. Смутно грохочущий гром тревожил усталые развалины Дороги Запустения, и Раэль Манделья-мл. трепетал, но не от мощи громовых раскатов, а потому что понял по глазам: в его руках – долгожданный совершенный человек, тот, на ком проклятие рода Манделья кончится, ребенок, в котором гармонически примирились мистическое и рациональное.

Гром потряс краснокаменные стены глубокого подвала, в котором нить времени Эвы Мандельи вплеталась в основу гобелена, и газовые лампы, дрожа в предвкушении, перешептывались: «Красная пыль – красная пыль – красная пыль». История настигла Эву Манделью и смыкала теперь волчьи челюсти; Эва Манделья ткала события, которым в истории Дороги Запустения исполнилось несколько минут. Рождение сына, гром; пальцы скручивали нити с поспешным проворством, пугавшим ее саму. Дороге Запустения будто не терпелось избавиться от самой себя. Соткав настоящее, пальцы устремились в будущее, в конец времен, который Эва Манделья помнила по гобелену, показанному ей д-ром Алимантандо. Пыльно-красная, красно-пыльная, единственная оставшаяся нить, единственный цвет, который доткет гобелен и сделает его целостным. Эва Манделья заправила длинную нить пыльно-красного цвета в челнок и завершила историю Дороги Запустения. Нить дошла до растрепанного конца, история закончилась; Эва Манделья увидела, что газовые лампы вздрогнули, и ее руки погладил нездешний ветер.