Читать «Дорога запустения» онлайн - страница 216

– Нельзя было давать мне шанс, – сказал м-р Иерихон и застрелил БетаДжона (или АльфаДжона) в левый глаз. – Салаги.

Он вернулся в «Трактир», где джентльмен в зеленых одеждах Второзакония застыл, увековечив память о последней перестрелке. Пошел в бар и велел Каану Манделье немедленно бросить это дело, собрать пожитки и в сей же час двинуть с ним в великие города мира, где они вместе отвоюют всю власть, весь престиж и всю межпланетную мощь, некогда принадлежавшие Отченашу Иерихону.

– Если это лучшее, что у них есть, они не чета мне, старику, – никто из них. За эти годы они размякли, а меня пустыня сделала старым и твердым, как корень дерева.

– Почему я? – спросил Каан Манделья, у которого голова пустилась в пляс от такой неожиданности.

– Потому что ты сын своего отца, – ответил м-р Иерихон. – Ты отмечен семейным проклятием рационализма, как Лимааль Манделья до тебя, и я вижу, чую, что за этим вынюхивающим доллары и центаво носом ты очень глубоко внутри жаждешь порядка, власти и ответа на каждый вопрос. А там, куда я тебя отведу, это качество полезнее некуда. Ну так что, ты со мной?

– Конечно. Почему нет? – сказал Каан Манделья с ухмылкой, и после обеда эти двое, вооруженные одним лишь антикварным иглострелом с рукояткой из человеческой кости, успешно остановили и угнали Арес– Экспресс на 14:14 и отправились на нем на станцию Брам-Чайковский, в Белладонну, к сколь славному, столь и ужасному предназначению.

Глава 68

Теперь, когда настало последнее лето, Эва Манделья любила работать на улице, под тенью зонтичного дерева у двери ветшающего дома. Ей нравилось улыбаться незнакомцам и говорить с ними, но она была столь невероятно древней, что обитала не на Дороге Запустения 14-й Десятилетки, а скорее на Дороге Запустения, населенной памятью и в основном составленной из воспоминаний всех десятилеток от создания мира. Многие незнакомцы, которым Эва Манделья улыбалась и с которыми говорила, были, таким образом, воспоминаниями, как те паломники и туристы, для которых она всякое утро выкладывала своими руками сделанные украшения с традиционными (традиционными в том смысле, что она сама их придумала и сделала традицией) узорами из кондоров, лам и маленьких мужчин и женщин, державшихся за руки. Иногда, редко, в ее кубышке звенели доллары и центаво, и Эва Манделья отрывала взгляд от гобеленового станка и вспоминала день, месяц, год и десятилетку. Из благодарности за возвращение в 14-ю Десятилетку или, может, в знак отказа от нее она всегда возвращала деньги падким на диковины туристам, которые покупали ее поделки. Потом возобновляла беседу с гостями-невидимками. Как-то в начале августа после полудня незнакомец остановился и спросил ее: