Читать «Доплыть до грота» онлайн - страница 54

Я каждый день зачем-то стал ходить мимо Синюхиного дома и смотреть на сваленные абрикосы. Сам не знаю зачем. Три дня они так просто лежали. Ветки сохли на солнце, листья желтели. Абрикосины рассы́пались далеко по улице. На них наступали, и на асфальте оставались темные пятна. На запах раздавленных абрикосин слетались осы. Потом деревья распилили и увезли куда-то. Наверное, Синюха ими баню топить собиралась.

Мы так никогда и не узнали, откуда тот ящик взялся на нашем берегу. Ясно, его море выбросило. Но как он в море оказался? И правда ли Синюха была бабкой Кабанчика?

Кира поступила в швейный какой-то колледж и уехала в Москву. Васька сбежал с пароходом, мы его больше не видели. Синюха продала свой дом, лодки, коз и уехала куда-то. Тетка Кабанчика жила теперь одна, ходила по поселку сутулая и мрачная.

А самое странное, что никто из нас не вспомнил про деньги. И куда они делись, тоже никто не знал. Я все пытался восстановить порядок событий, понять, когда я видел их в последний раз? Вот Кабанчик их нашел, мы с ним побежали к нам домой, Кира их пересчитала и отдала Кабанчику. Потом мы пошли к Синюхе, от нее – на пляж, и там началась история с желаниями… И как я ни сопротивлялся этой мысли, все равно получалось, что все время деньги были у Кабанчика.

Пока он крал лодку.

Пилил абрикосы.

Плыл до грота.

Все это время деньги лежали у него, в его старой холщовой сумке, с которой он все время таскался и в которую он затолкал их перед тем, как идти к Синюхе.

Они все время были у него.

Зачем же он тогда…

Непутевая Катя

Весь мир был белым и синим. Синими были море и небо. Синими были цветы в палисаднике у бабушки, и бабушка была синяя. Синими были крыша и круговой балкон маяка. А сам маяк был белым. Таким же белым, как песок, редкие облака, камни на берегу.

Девочка тоже была бело-синяя. Она носила белое платье без рукавов с синим, похожим на матросский воротником и белую шляпу с синей лентой. Таких платьев у девочки было три – бабушка купила. Когда платья грязнились, бабушка их меняла, но девочка не замечала перемены, и ей казалось, что она ходит в одном и том же, в одном и том же…

Имя у девочки тоже было синим и белым – Соня Ким. «Соня» – слово круглое, мягкое, синее, «Ким» – слово плотное, звонкое, точно гладкий белый камешек с берега. Сонин прадед был корейцем, последним настоящим корейцем в этой семье. Сам он женился на украинке, и с тех пор все его дети и внуки разбавляли и разбавляли древнюю корейскую кровь разной другой. Волосы у Сони рыжеватые, кожа – светлая; глаза – темно-серые и даже без намека на азиатский разрез. Только прадедову фамилию да сдержанный характер получила в наследство бело-синяя Соня Ким.

В этом бело-синем, всегда одинаковом мире, оставалась лишь одна вспышка света – мама. Ярко-оранжевая мама носила одежду красного, желтого, морковного цвета, от нее в любое время пахло апельсинами.

Мама казалась чем-то мифическим, вроде солнечного шторма. Дедушка и дядя Миша рассказывали, что бывает такой. В погожий ясный день все небо вмиг темнеет, наливается чернильными, лохматыми тучами и обрушивает на море потоки воды. Ветер дует такой, что поднимает с земли мелкие камешки, и они бьют в окна. Страшно и весело – настоящий шторм.