Читать «Я-муары. Откровенные истории блогера» онлайн - страница 13

После чего папа с чувством начинает трапезничать, а я сижу баран-бараном. Есть я не хочу (спасибо, мамочка, за вкусный обед!), а выпить мне не налили.

Я это все к тому, что к роскошной жизни в советском исполнении мы с сеструхой привыкли и плевать хотели и на «Волгу» и на дачный поселок ЦК, куда нас везли.

Теперь открою маленькую тайну: этот влюбленный старичок был еще и приемным сыном моего деда (у нас в семье так все запутано, что я не хотела грузить вас всем этим, но тогда не знала бы, как объяснить вам тот факт, что в поселке нас встречал мой важный и представительный дедуля).

Приняв нас в свои могутные объятия, дед Фёдор повел всех на лодочную станцию – покататься.

Любезный и улыбчивый лодочник придерживал плавсредство, ухажер, назовем его здесь Вован, поскольку, как говорится, еще живы все участники событий, залез в лодку, туда же козой скаканула сестра. Занесла свою ножку над днищем и я. Надо сказать, что всю жизнь меня отличало от других людей необыкновенное изящество в движениях и врожденная грациозность.

Не было того шкафа, в который я бы с размаху не врезалась, того камня на дороге, на который бы я не упала, как подрубленный пулей боец молодой из известной песни. Вот и сейчас, перенеся центр тяжести на закинутую ногу, я не удержалась и с «протяжным криком у-у, как подрубленная ветка повалилась на траву» (это цитата из любимого диафильма про Плюха и Шваха), а я, конечно, повалилась не на траву, увы, а в воду, перевернув в процессе полета лодку с сестрой и Вованом.

Дед Фёдор, профессор и сочинитель речей для больших партийцев

И вот картина маслом: Дашка радостно погружается в прибрежную тину, Вован с истошным воплем «Где мои очки?» плескается в мутной воде. Себя я, конечно, со стороны не видела, поэтому лучше процитирую письмо моей сестры, которое она мне скинула на мыло пару дней назад:

«А еще давай рассказывай историю, как твои длинные прекрасные ноги загорали на берегу, в то время как голова с ушами каталась на лодочке, а задница мирно покачивалась на волнах».

Как видно из этого письма, чувство юмора у нас наследственное. И читая такие послания, я ощущаю наше с сеструхой родство душ!

Примерно так, как в ее письме, все и было. Только еще и дедушка носился по берегу и вопил почему-то не «Спасите моих любимых внучек», а «Какой позор! Какой позор!»

Короче, все, кроме Дашки, не оправдали моих надежд. Мой рыцарь спасал свои очки, а не меня, прекрасную, дедушка готов был отдать многое, чтобы оказаться подальше от своих потерпевших крушение внучек. Одна сестренка, радостно хихикая, пыталась уговорить Вована бросить поиски, аргументируя это тем, что без очков ему будет рядом со мной гораздо комфортнее.

Унылая, с мокрыми длинными волосами, мокрыми синими джинсами и мокрой кривой ухмылкой выползла я сама кое-как на берег. Дедуля поменял регистр чувств. Из бездушного чиновника, который только и опасается, чтобы сановитые коллеги не увидели его внучек в образе двух водяных, он опять стал любящим дедулей и поволок нас сушиться. Надо сказать, что такие эмоциональные переходы мучили его до тех пор, пока это жуткое ЦК не сдохло, и тогда чары окончательно рассеялись, и он стал просто дедушкой.