Читать «Я весь отдался северу» онлайн - страница 29

После такой ванны и после обеда благорасположение ко всем и ко всему помогало выслушивать слезные просьбы безденежных богомольцев.

У Соловецкого подворья была пристань для пароходов, бегающих между городом и Соломбалой. С парохода сошел Куликовский. Он торопился по каким-то делам, но увидал монахов, высящихся на крыльце, и, забыв о своих делах, стал всматриваться и вслушиваться.

Архимандрит не утомлял себя, говорил не очень громко, но четко, всеми хорошо слышимо. Говорил о монашеском бытии, о непосильных трудах, о неустанном молитвенном бдении, об изнурительных постах, особо строго соблюдаемых. Говорил так убедительно, что и сам верил своим словам; в его голосе слышалась настоящая скорбь о всей монашеской братии.

Куликовский оглядел монахов, как на подбор откормленных. Есть же в монастыре не поддающиеся полноте при всем обилии яств -- таких не нашел. Справа и слева кресла стояли два образца "постников": ремни не сходились на их животах. Один монах опоясался ремнем выше вал на пароход по трапу, устланному ковровой дорожкой, которая свертывалась следом за архимандритом.

На звоннице у часовни забрякали колокола, пароход дал третий свисток и тронулся от стенки.

Куликовский был доволен своей победой, снял шляпу и поклонился архимандриту глубоким, почти монашеским поклоном, оказывая свое "почтение".

Архимандрит счет уместным ответить на поклон поклоном. Тяжелый живот не позволял ему делать обычный поклон, и архимандрит приспособился слегка приседать и наклонять голову -- похоже на поклон и картинно. Старухи говорили: "Умилительно кланяется".

Ответив умилительным (и примирительным) поклоном, архимандрит послал благословение Куликовскому и второе -- всем оставшимся на берегу. Богомольцы с парохода кричали Куликовскому: -- Спасибо, заступник, век помнить будем!

ХВАЛЕНКИ

Село Веркола на реке Пинеге. 1905 год. Заканчиваю этюд старого дома. Подходит старуха. Оглядела меня внимательно: -Здорово посиживаешь! -- Здорово похаживаешь! Этим мы поздоровались.

- Чей? -- Из Архангельска.

- Мм... Женат?

Старуха поглядела на мою работу. -- Скажи на милость, чего ради сымашь дом, старо которого нет? Наизгиль али понасердки?

-- Нет, бабушка, не издеваюсь, не изгиляюсь я над хозяином и на сердце против него не несу ничего. Сымаю

жавота и пухлые ручки уместил на сей возвышенности; другой опоясался ниже живота,-- казалось, у него над ремнем или бочка, или туго стянутая перина.

Архимандрит закончил свое "слово" особенно проникновенно и ласково и -- отказал взять на пароход безбилетных.

Куликовскому хотелось тряхнуть сытых монахов, заставить услышать голодных, хотелось ударить монахов если не кулаком, то хотя бы словом. Он вскинул голову, готовясь что-то громко крикнуть, и остановился. Все, что могло быть последствием, одним взмахом пронеслось в голове: у монахов и власть и сила, его. Куликовского, привлекут за оскорбление монашествующих и припишут еще ряд статей. Александр Павлович рванул с головы шляпу -- это можно счесть за почтение к монашествующим,-забежал в часовню, схватил евангелие и с евангелием, высоко поднятым над головой, подбежал к архимандриту. Не сдерживая себя, крикнул на все подворье: