Читать «Юстиниан. Топот бронзового коня» онлайн - страница 260

    Под наплывом чувств Нино совершенно забыла об осторожности, бросилась к нему и схватила за горячую исхудавшую руку:

    - Фео, милый Фео, не умирай! Я люблю тебя! Слышишь, так люблю!

    Он с улыбкой прикрыл глаза:

    - Да, я тоже тебя люблю… Не сердись, если не сумел, если стал причиной… невзгод… В общем, успокой, что не держишь зла…

    - Нет, какое зло! Ты мой зайчик солнечный… Ненаглядный, маленький… Это ты скажи, что меня прощаешь.

    - Я тебя прощаю. И благословляю на дальнейшую жизнь… всех твоих домашних… Магну, Фотия, Янку, Велисария… Будьте счастливы… без меня!… - И забылся, вроде бы уснул.

    Антонина встала с колен, тихо вышла из комнаты и платком вытерла со щёк слезы. Лекарь произнёс:

    - Все-таки коснулись его?… Крайне неразумно…

    Нино огрызнулась:

    - Что вы все понимаете!…

    Он заизвинялся:

    - Нет, прошу прощения… Я хотел, как лучше. Мы сейчас обработаем ваши руки, смоем - если что попало…

    - Ничего не надо, прощайте. - И она торопливо покинула дворец.

    В тот же вечер Феодосий скончался, и его похоронили в родовом склепе, вместе со своими родными. На похоронах присутствовали только пятеро: Антонина, Янка, Прокопий, Каллигон и слуга Кифа; Велисарий был ещё в поездке во Фракии, Магна с детьми жила у мужа в Карфагене, а от Комито никто пойти не сумел. Так и проводили в последний путь - тихо, скромно, без широкой огласки. Кифа предложил помянуть усопшего, но согласие выразил лишь один историк. Оба мужчины дома по-холостяцки быстренько накрыли небольшой столик и сидели за ним, а не возлежали. Подняли бокалы, не чокаясь, выпили и заели сыром. Оба были одного возраста - около пятидесяти, но ещё не старые, не совсем седые и слегка лысоватые. Кифа, заимевший круглое брюшко, выглядел похуже, так как много пил, а Прокопий смотрелся очень даже молодцевато - энергичный, поджарый. Говорили, как и принято в таких ситуациях, о политике, играх на ипподроме и женщинах. Дружно ругали Феодору, это шлюху на троне, интриганку, злодейку, заодно и Юстиниана, тоже бестию, человека хоть и здравомыслящего, но ведущего империю к гибели.

    - Это как понять? - возмущался слуга. - Я своей старухе-матери отправляю раз в месяц письма в Сердику. Раньше шли четыре дня, а теперь две недели! Разве это порядок?

    - Государственная машина прогнила, - вторил ему историк. - Взятки берут практически все. Продают должности и блага, нет ничего святого.

    - Ты напишешь об этом в своих трудах? - спрашивал лакей.

    - Шутишь? Никогда. Я себе не враг. Мне тут от лица его величества заказали сочинить трактат о постройках в эпоху Юстиниана. Вот над ним и работаю. Выйдет панегирик.

    Челядинин поднимал палец кверху:

    - Вот мы как живём: думаем одно, делаем другое и боимся говорить правду. А Юстиниан богатеет. И никто не осмелится его не послушать. Был один сильный Велисарий, да и тот иссяк.

    - Всё из-за жены.