Читать «Юность Жаботинского» онлайн - страница 117

– Это, Игнац Альбертович, предлагает Бунд, но как раз это совершенно не достижимо. Мы две тысячи лет пытались добиться равноправия везде, куда вынужденно приходили с момента нашего изгнания из Эрец-Исраэля. И везде это кончалось Крушеваном и Кишиневом – в Александрии, в Испании, в Польше, а теперь в России. Потому что везде мы – чужие. И хоть вы трижды примете крещение, вам не изменить поговорки: жид крещеный, что конь леченый, что вор прощеный. В любой стране, как только народ скатывается в нищету, так он идет грабить евреев. Так было, так есть и так будет до тех пор, пока мы не вернемся в нашу страну, отвоюем ее и будем жить у себя дома, как все люди на этой земле. Вот вам и весь сионизм.

Игнац Альбертович внимательно и даже, я бы сказал, зорко посмотрел Зеэву в глаза и обратился уже не свысока, а как к равному собеседнику:

– Но как же вы нас поднимете? Меня, например, – Игнац Альбертович коротким полужестом показал вокруг: – Как вы меня сдвинете в какую-то Палестину?

– А сколько у вас будет внуков? – спросил Зеэв.

– Что? – недоуменно, словно не расслышал, переспросил отец Маруси.

– Я говорю: сколько у вас будет внуков? – спокойно повторил Зеэв.

– Ну, кто ж это знает! – усмехнулся Игнац Альбертович.

Но Зеэв не отступал:

– Знать никто не знает, а вот хотеть… Сколько бы вы хотели внуков? – и поскольку Игнац Альбертович молчал, продолжил: – У вас пятеро детей, и скоро все станут взрослыми. Что, если они пойдут в отца?

– И родят каждый по пять детей? – засмеялся Игнац Альбертович.

– Ну, хотя бы по три. А теперь посмотрите… – и Зеэв достал из внутреннего кармана пиджака простой черный футляр для очков, открыл и извлек из него крохотный обгорелый кусочек ткани, на котором сохранилось несколько ивритских букв. – Это я поднял в Кишиневе в сгоревшей синагоге. Обрывок Торы. Прочтите, что тут написано…

Игнац Альбертович осторожно взял маленький, меньше детской ладони, кусочек ткани с обгорелыми краями – «» значилось на нем.

– «В чужой стране», – перевел Игнац Альбертович. – Но я не силен в Торе. Что это значит?

Зеэв снова полез во внутренний карман пиджака. На этот раз он достал небольшую черно-белую фотокарточку, но не сразу показал ее, а сказал:

– Знаете, я дал себе слово всегда держать это фото у себя на груди, но никому не показывать. Ради вас делаю исключение. Смотрите.

И передал фотокарточку Игнацу Альбертовичу. Тот взял ее одной рукой, а второй снова надел пенсне. И увидел: на фотокарточке двое еврейских родителей сидели над трупами четырех убитых детей…

– Это Кишинев, – сказал Зеэв. – Но рано или поздно это происходит с нашими детьми в каждой чужой стране… – и осторожно забрал у Игнаца Альбертовича свои реликвии.

Игнац Альбертович как-то вдруг совсем по-стариковски пожевал губами, снова снял пенсне, потер переносицу и огорченно вздохнул:

– Н-да… Знаете, мой друг, сколько мне стоило такое легкое наказание Лики – два года в какую-то Пермь?

Зеэв изумленно посмотрел на него: