Читать «Южнее, чем прежде (Повести, рассказы)» онлайн - страница 23

Вот о чем я думаю, когда его вижу.

Он замечает меня и делает головой чуть заметное движение: нет, еще не готово...

На площадке третьего этажа дверь, обитая железом. Телефонный диск. Набираю три цифры. Дверь открывается. Большая комната, разделенная барьером. За барьер не заходить, на окнах решетки. По стенам — железные шкафы. Первый отдел.

— Мне ничего нет?

Хозяйка этих мест — Нина Николаевна Шерво — толстая, седая, добродушная женщина, вся какая-то домашняя. Здесь, за покрытым бумагой столом, под которым на горячей плитке плавится сургуч для печатей, я обычно просиживаю немного дольше, чем нужно.

Но сегодня и она не в духе, и, коротко ответив «Нет!», принимается стучать на машинке.

На площадке четвертого этажа начинает дребезжать звонок, как раз когда я прохожу под ним. Я обрадованно сворачиваю в столовую, но вдруг на меня налетает огромный, плоский, сегодня почему-то наряженный, свежевыбритый, надушенный, — я даже сначала почувствовал какой-то душистый ветер, — Евгений Мартьяныч, завотделом кадров.

— Куда, куда? На собранье, на собранье...

И он запихивает меня в Красный уголок.

Я оглядываю зал. Он полон. Почему-то часто в таких случаях собираются в основном старухи-сплетницы, всякие обиженные. И плохо тому, кто попадет на суд такой «общественности»!

Два первых ряда заняли монтажницы, замотанные, с поджатыми губами, заранее, не зная дела, все осудившие. И с давней болью я замечаю среди них Иру. Ну, а с кем же ей ходить, раз она с ними работает? Такой у нее возраст — к молодым не пойдешь, а к этим... Эти скорее примут.

А когда я увидел ее в коридоре первый раз, даже обрадовался. «Вот, — подумал я, глядя ей вслед, — наконец-то здесь женщина появилась. Хоть будет повеселее».

Но вскоре же получился конфуз. Конечно, я понимаю, что должна быть там гордость, недоступность, все верно, — но она, видно от долгого одиночества, вошла в какой-то клин, комплекс, крайность, и не то что держалась с достоинством, а просто уже грубила. Обрывает самый невинный разговор и уходит.

И потом я видел, как она совсем уж обабилась,

Начала так же повязываться, как они. Они-то точно себя ведут, совершенно верно для них, но для нее-то все это — совершенно еще неверно. Жалко ее. Сидят целый день и обсуждают: кто-то без очереди влез в столовой. Иногда я, по делу, подхожу к ней. Стол у нее большой, фанерный, и на нем, каждый раз по новому рисунку, вбиты гвоздики, как на детском биллиарде, и она между этих гвоздиков прокладывает хвосты, сплетенные из разноцветных проводов, изгибает. Потом натягивает на них серебристый экран.

Над столом у нее висит такой человечек, спаянный из зеленых цилиндриков-сопротивлений. Включишь его в сеть, и голова-лампочка зажигается, сияет...

Вот внезапно вбегает мой шеф. Маленький, быстро, как всегда, оглядывается, садится, закидывает ботинок на колено — тридцать пятый размер. Сидит. Ему совсем здесь тоскливо, скорее бы сорваться в лабораторию, схватить микрофон и зашептать: «Спички-спички-спички! Це-це-це!» — проверяя высокие частоты, а потом вдруг зареветь басом, проверяя низкие, так что уборщица в коридоре со стуком роняет швабру.