Читать «Эти удивительные звезды (сборник)» онлайн - страница 80

— Больше месяца не проживет, — говорит он негромко. — Яма стережет его дорогу.

Конечно, я понял. И все-таки возразил:

— Может быть, опухоль не злокачественная?

— За последние тридцать лет я ни разу не ошибся.

— А если попробовать гамма-излучение?

Осторожно стряхнув пепел с сигары, он пожал плечами.

— Опухоль на шесть сантиметров ниже мозговой коры. Если бы наверху…

— Значит его ничем не спасешь?

— Ничем.

— Господин Робертсон, — я невольно повысил голос. — вы повторяете то, что сказал профессор Аронакс капитану Немо. Но ведь это было добрых сто лет назад.

— За сто лет медицина многому научилась, только не творить чудеса. Единственное эффективное лекарство здесь ланцет. Но мозг не аппендикс.

Ставя точку, он поднялся и, вежливо кивнув мне, направился к своей машине. Я остался сидеть в кресле, старом кресле, сплетенном из гибких ивовых прутьев.

Я попробовал думать о чем-нибудь другом. И не мог.

Перед глазами стояло лицо капитана. Именно таким представлял я другого капитана, героя моих детских книг. А что, Немо ведь тоже родился в Индии. Сколько морей и океанов прошел на своем корабле этот капитан с Ланки, старый морской бродяга. Сколько раз его корабль выходил победителем в борьбе со стихией. Но сейчас, горько подумал я, корабль жизни попал в водоворот. И у капитана не осталось сил сопротивляться.

Можно ли ему помочь, вырвать из водоворота? Я перебрал в уме все известные мне средства. Ответ был известен заранее. Нет.

В тот же день для предупреждения метастазов я ввел больному кангерин. Это должно было помочь ему в будущем, если удастся уничтожить опухоль. А как?..

Я думал об этом и вечером. «Неужели, капитан, никогда больше ты не будешь бороздить океаны? Никогда не услышишь глухой грохот волн, пронзительные крики альбатросов?».

Я подошел к роялю и осторожно тронул клавиши. Звук получился жалобный. Но в нем было и что-то другое, неуловимо зовущее, требовательное. Как будто я уже начал рассказ и теперь обязан был его кончить. Я знал это чувство, оно приходило всякий раз, когда я писал что-то новое.

Пока я не знал, что это будет: симфония или ноктюрн, баркаролла или соната. Но я знал точно — это будет музыкальная поэма о человеке, в чью жизнь, овеянную романтикой, ворвалась грозная судьба.

Время исчезло. Я не слышал, как часы пробили полночь, не видел, как побежала по стеклу блестящая змейка рассвета.

Передо мной, загородив комнату и мир, стоял человек, отдавший всю свою жизнь борьбе со стихией.

А потом пришла эта мысль. В состоянии, в котором я находился, она даже не показалась мне странной. Почему бы, в самом деле, не попробовать такое сильное лекарство, как музыка? На мгновение я пришел в себя, увидел палату, склонявшегося над больным профессора и… оркестр — мне самому стало смешно.

Я снова наклонился к роялю. Но мысль была, как первая волна перед бурей. За ней, беспорядочно толкаясь, пришли другие. И самое удивительное, что сознание работало ясно.

Оно отсеивало случайные обстоятельства, четко группировало факты, пробивая путь одной, главной идее. В конце концов я твердо решил завтра же поговорить с Робертсоном.