Читать «Эпоха Владимира Путина (К вопросу об исторической миссии второго президента России)» онлайн - страница 16
Владимир Дмитриевич Кузнечевский
В 1831 году поэт вновь возвращается к этой находке и вводит ее в сожженную им впоследствии десятую главу «Евгения Онегина». В уцелевших строфах этой главы можно прочесть его размышления о так и оставшихся для него нераскрытой тайной подлинных причинах русской победы над Наполеоном: «Гроза двенадцатого года / Настала – кто тут нам помог? / Остервенение народа, / Барклай, зима иль русский Бог? // Но Бог помог – стал ропот ниже. / И скоро
Как уже сказано выше, вслед за ним и независимо от него другой русский гений пришел к выводу о том, что есть
Подробно описывая мучительные размышления фельдмаршала Кутузова после Бородинского сражения о том, кто же все-таки победил в этом сражении, Толстой показывает, что по субъективным ощущениям главнокомандующий русским войском был уверен, что сражение выиграно русскими, а значит – сражение следует продолжить. И уж, во всяком случае, и речи быть не может о том, чтобы сдать неприятелю Москву. Но
«В вечер 26 августа, – читаем мы в великом романе, – Кутузов и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого-нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потерях половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того, чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтобы была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец, 1 сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск,