Читать «Энрико Карузо» онлайн - страница 81

Приведем несколько других примеров. Интерпретация Карузо знаменитой неаполитанской песни “Неблагодарное сердце” особенно характерна: слова звучат ярко, чувство достигает высочайшего лиризма, звуки тонут в красочном ореоле. Карузо молитвенно поет: “Core, core ingrato” (“Сердце, сердце неблагодарное”). Звук фа сначала полуоткрыт, потом звучит с грустным оттенком, льется неторопливо, затем сила его растет, выражая всю глубину скорби. Повторение этой фразы производит огромное впечатление, свидетельствует об удивительном мастерстве артиста. Сотни и сотни находок отличают исполнение певца и в опере “Манон”, и в “Риголетто”, и в “Сельской чести”… Много находок в арии Лионеля из оперы “Марта”. В “Паяцах” грусть, тоска и удивительно искреннее рыдание, звучащее в финале первого действия, вызывали восхищение зрителей и критиков во всех странах. (Этот финал существует и в старой записи.) Имитировать Карузо здесь просто невозможно. Нет слов, которые могли бы описать все смятение чувств и блестящее сочетание звуков, льющихся из волшебного горла Карузо.

В арии “A te, o cara” (“Тебе, о дорогая”) из оперы “Пуритане” Беллини в исполнении Карузо предстает перед нами таким нежно-идиллическим, каким его только можно себе представить. Дело не в изменении музыкального текста (как это некоторые ошибочно считают), а в том, что Карузо сумел исполнить свою роль с подлинным вдохновением и возвышенной выразительностью. Напрасно мы будем искать подобное исполнение у других известных певцов, живших до и после Карузо. Карузо достигает ни с чем не сравнимой силы в выражении и передаче человеческой любви и скорби. Если в арии “Spirito gentile” (“Нежное созданье”) из оперы “Фаворитка” и к арии Неморино из второго акта оперы “Любовный напиток” у Карузо были великие и достойные соперники в лице Станьо и Бончи, являвшиеся выдающимися мастерами и в некоторых других операх, то в арии “Tu che a Dio spiegasti l’ali” (“Ты, которая раскрыла…”) из оперы “Лючия” ему не страшны никакие соперники. В его пении ощущались горечь, неослабевающее напряжение, мучительные спазмы, лирическая задушевность.

В концертах Карузо преображался. Он становился спокойнее, строже. Пение его было исполнено то светлой грусти, то сокрушительных порывов. И в этой области искусства он был ищущим художником, но, казалось, никогда не оставался удовлетворенным. Может быть, здесь, и только здесь, он позволял себе эксперименты. Тогда-то и рождались эффекты, так поражавшие не только зрителей, но и самих оркестрантов, эффекты, которые он находил в тайниках своего высокого мастерства.

Вызывает улыбку утверждение некоторых музыкальных критиков, что интерпретация образа - исключительная привилегия дирижера, но никак не артиста. Дирижер - тоже истолкователь намерений автора произведения. И он, и певец раскрывают художественный образ. Но их художественные результаты определяются и глубиной чувств, заложенных в произведении, и талантом и душевными качествами исполнителя.