Читать «Элегия Михаила Таля» онлайн - страница 57

Г.К.: А ваш сын Гера последовал примеру отца? Он играет? ТАЛЬ: Нет. Он говорит, что у него есть дела посерьезнее.

Г.К.: Как обстоят дела с шахматами в США?

ТАЛЬ: Невольно приходит на память известное определение так любимых мною Ильфа и Петрова: “Одноэтажная Америка” -там таких “небоскребов”, как Фишер (наивысший среди них!) - раз, два, три, четыре и - обчелся... Шахматный бум, поднявшийся там после Рейкьявика, утихает, а Советский Союз по-прежнему остается страной, где искусство, я сказал бы, музыку шахмат любят, ценят и понимают миллионы людей. Наши резервы неисчерпаемы!

Г.К.: Значит, вы оптимист?

ТАЛЬ: На вполне реальной базе трезвого расчета возможных вариантов!

Справедливости ради скажу, что шахматная природа отдохнула на мне основательно, так что хорошо, что я не заразился шахматной болезнью, - “Таль младший” изрядно позорил бы “Таля старшего”. Зато лет в восемнадцать пристрастился к шахматным “поддавкам” и добился в этом весьма приличных успехов. Потом я узнал, что эта игра вполне “узаконена”: существует теория, есть учебники, и даже проводятся чемпионаты. Однажды я предложил папе сыграть в шахматные “поддавки”. Он сказал, что “поддавки” хороши для проведения чемпионата психолечебниц, но сыграть согласился. Вдрызг проиграл мне партию, пробурчал “бред сивой кобылы”, подумал немного и предложил сыграть вто-

рую. И выиграл. После мы с ним играли не раз, и могу с гордостью сказать, что из каждых пяти партий счет был 3 : 2 либо в мою, либо в его пользу. Правда, когда он “принимал” грамм сто, он не оставлял мне ни малейшего шанса...

Он пьянел быстро. С его здоровьем ему немного было надо, но, удивительное дело, после того, как наступал так называемый “кайф”, он мог выпить много, но “хуже” не становился... От усталости мог задремать или заснуть, что называется, посреди стола.

И ни один человек из тех, кому доводилось видеть пьяного Таля, не может сказать, что он становился неприятным, злым, агрессивным, потерявшим рассудок... Он никогда не доставлял окружающим неприятности. Его обожали в любом виде и относились к нему, как к святочтимому... Даже те, которые видели его в таком состоянии впервые...

Я был настолько занят этими и другими разными мыслями, связанными с отцом, что полет прошел как-то очень быстро. По прилету всякие пограничные и таможенные формальности тоже не показались мне обременительными. Может быть, действительно, за то время, что я не был в России, произошли изменения к лучшему. Я не помню, какой мне показалась Москва... “Фотографическая” четкость проявилась в больнице.

Хотя, что значит четкость? Все последующие дни напоминали мне езду в тумане. Туман, туман, туман, и вдруг неизвестно откуда возникающее просветление, солнце, контуриро-ванный пейзаж, абсолютная видимость, и опять туман, туман, туман...