Читать «ЭКСМО» онлайн - страница 13
Александр Юрьевич Моралевич
Я ребяток уже оповестил.
На другой день командировку спецкора курьер "Крокодила" Танечка Волкова привезла мне домой.
Ах, моя несказанно любимая страна! Всю жизнь категорически невыездной (по запросу монгольской стороны не выпущенный даже туда для чтения лекций!) - я всю-то свою самую большую в мире державу буквально обползал на брюхе. На брюхе не из раболепия, а как этнограф и в меру отпущенного мне - защитник людей.. Так что же мог я натворить в любимом мною Азербайджане, с которым часто и ссорился, а со вторым секретарем тамошнего ЦК Елистратовым обнимался при встречах и прилюдно называл дядей Петей?
Поселен я был не в СИЗО, а в двухкомнатном "люксе". Прокурор Азербайджана Ибрагимов был учтив и изыскан. Следствие возглавил следователь по особо важным Чумаков. На допросы меня доставляла черная "волга" с проблесковками и сиреной. Чай подавался в хрустальных национальных сосудах "армуды". С козинаками, фей-хоа и прочими восточными сладостями.
Совершил же я вот что: четырнадцать с половиной лет назад (а срок давности по таким делам составляет пятнадцать лет, так что очень ловко есть целых полгода, чтобы упрятать меня лет на десять) я:
Возник на Бакинской трикотажной фабрике.
Опечатал её цехи своими служебными визитными карточками
Шантажируя криминальное руководство фабрики разоблачениями - вывез с территории грузовик новозеландской шерсти в шпулях и реализовал неизвестным покуда цеховикам.
На квартире главбуха фабрики, в присутствии её директора - получил взятку. (Теперешними деньгами - тысяч под двадцать долларов.)
-Итак, - огорчил я прокурора республики, - вот какой компот: беда в том, что я даже не могу быть с вами честен или нечестен. Со времен называемых событий прошло четырнадцать лет. По восемь месяцев в году я бываю в командировках. Это встречи с тысячами людей, наслоение в памяти тысяч событий и обстоятельств, сотни населенных пунктов…Что у меня отложилось в памяти по прежним посещениям Азербайджана? И я, и вы, наверное, помните мой распотешный фельетон о фигурном урагане, который пронесся над селением Тангяруд. Ураган этот сорвал крыши и разрушил подворья только у местных представителей власти и партийных работников, и только они получили большие возмещения убытков как пострадавшее от стихии. Я влюблен в бакинский Молоканский садик. Я свой человек у здешних молокан. Я свой человек в слободе Красный Еврей. Экстремал, я даже побалансировал на грани Обрыва самоубийц. Я озирал Каспий с вершины Девичьей башни. Мне показывал республику тончайший её знаток и хранитель музейных фондов Роман Шеин. Я облазил весь завод по производству столь чтимого в России портвейна "Агдам". И там произошло у меня такое сроднение с коллективом, что один растроганный старик сказал:"Синок! Джан! Шистьдесят пять лет работал на этот осадочный колонна. Видишь бочка? Два центнер сивушного масла! Мой масло, никому не нужен, дару тебе. В Каспий выльешь - весь осетрин кверху брухом, весь твой!". Мне деликатно объясняли, пусть никого в Азербайджане это не обидит, что громадный диаметр кепки "маштагинка", названный по именованию селения Маштаги - так велик для того, чтобы двое мужчин не могли сойтись на то критическое расстояние, когда меж ними вдруг да возникнет гомосексуальное влечение. Я помню еще чертову прорву азербайджанскостей, я даже был представлен находящемуся в полужидком состоянии пророку по имени Этага - но я решительно не знаю, где расположена Бакинская трикотажная фабрика, кто её главбух и директор. Вот мои визитные карточки, они те же самые, что четырнадцать лет назад. Сличим их с теми, которыми я опечатывал цехи четырнадцать лет назад, и если оно совпадет - я сразу беру руки за спину и, как в опере "Борис Годунов" в сцене про Василия Грязнова, набегайте с криками:"Вязать его! Вязать!"