Читать «Экономические эксперименты. Полные хроники» онлайн - страница 21

Остатки этих обычаев, которые можно считать слагаемыми этики аграрных цивилизаций, в трансформированном виде сохраняются в русском селе и по сей день. Да и не только русской поземельной общине была свойственна такая система взаимопомощи и коллективизма. Петр Алексеевич Кропоткин в своей работе «Взаимопомощь как фактор эволюции» приводит немало примеров проявления этой тенденции как в сельских общинах Западной Европы, так и в деревнях Турции, Ирана, Индии.

В русской деревне сообща не только помогали друг другу, но и сообща пользовались лесными, сенокосными и пастбищными угодьями. А вот пахотные земли распределяли на душевые наделы в зависимости от трудовых возможностей семьи, делая это с изощренной точностью, с учетом «силы» каждой полоски пашни, определяя эту «силу» с помощью стихийного мужицкого кадастра. И главный принцип здесь – распределить «по равнению», то есть по справедливости. Следование этому принципу приводит также к ежегодной мене наделов. «Так если у двудушника семья „вошла в силу“, – пишет Златовратский, – а у трехдушника напротив количество работников в семье уменьшилось, они меняются наделами, „пересаживаются“, двудушник „садится“ на надел трехдушника, а последний переходит на надел первого. Мена это совершается естественно, без всяких коммерческих сделок…»

Представим себе эту чересполосицу наделов в разных полях, это зыбкое хозяйственное существование, когда возделываемая вами земля завтра может перейти соседу и права наследования нет, ведь не ваша это земля, а мирская, мир – хозяин, сельский сход правит… Зато все «по равнению», по справедливости. И царский манифест от 19 февраля 1861 года, давая общине права распоряжения землей, ее переделов и круговой поруки в отбывании податей и повинностей, учитывал не только свою правительственную нужду в коллективной ответственности за сбор налогов, но и исконные традиции крестьянского общественного существования.

Крестьянин не знал слова «община». Совокупность домохозяев, сообща владеющих земельными угодьями, в его понимании называлась «мир». И как много реалий сельской жизни включало в себя это понятие – мирской сход, приговор мира, мирская земля, мирское вино, мирской человек, на миру и смерть красна… В середине XIX века из круга социально-экономических представлений крестьянского быта – расклада наделов и повинностей, прав и обязанностей каждого перед миром и мира перед каждым – эта структура народного бытия начала входить в общественное сознание как особая философско-историческая концепция, важное направление национальной мысли.

Первооткрыватель. Все началось с ученого-немца – барона Августа фон Гакстгаузена, говоря словами Герцена – «флегматичного вестфальского агронома, консерватора, эрудита и благосклоннейшего в мире наблюдателя». Изучая по поручению прусского принца аграрный строй некоторых прусских провинций, он заметил, что во всех местностях Германии, где жили в древности славяне, коренятся «какие-то загадочные общинные отношения, не вытекающие из основ чисто германской народной жизни». Будучи человеком добросовестным и любознательным, он решает обратиться к опыту России, «этой колыбели славянского племени», связывается с российским послом в Берлине, тот пишет просвещенному вельможе, министру государственных имуществ графу Киселеву, который, в свою очередь, докладывает царю о намерении Гакстгаузена попутешествовать по России и о том, что такое путешествие, по мнению посла, может принести пользу государству. Николай I отнесся к таковому намерению барона с некоторой осторожностью, так как за несколько лет перед тем другой иностранец – французский маркиз де Кюстин также путешествовал по стране, где был принят со всем возможным гостеприимством, а потом назвал Россию тюрьмой народов и жандармом Европы. Как скажет, сто лет спустя, булгаковский герой: «Вот они где у меня сидят, эти интуристы!.. Верите ли, всю душу вымотали! Приедет… и или нашпионит, как последний сукин сын, или же капризами замучает: и то ему не так, и это не так!..»