Читать «Эдуард Стрельцов. Воля к жизни» онлайн - страница 135

Светлана Георгиевна Замлелова

КОГДА НАЧАЛИСЬ ДИСКУССИИ О СЛИЯНИИ СПОРТА С ИСКУССТВОМ, НЕИЗБЕЖНО ЗАШЕЛ РАЗГОВОР И ОБ ЭДУАРДЕ СТРЕЛЬЦОВЕ КАК О ВЕДУЩЕМ АКТЕРЕ СПОРТИВНОГО ТЕАТРА СТРАНЫ.

Когда начались дискуссии о слиянии спорта с искусством, неизбежно зашел разговор и об Эдуарде Стрельцове как о ведущем актере спортивного театра страны. Ведь многие болельщики ходили на стадион, чтобы увидеть Стрельцова, другими словами, «ходили на Стрельцова». От каждого матча с его участием ждали чего-то необыкновенного, какого-то волшебства, действа или мистерии. Точно так же, как в театре ждут чуда перевоплощения от ведущих актеров. О Стрельцове же отзывались как о спектакле в спектакле, потому что его поведение на поле, его техника, финты, обводки, пасы, комбинации – все это выглядело как особенное зрелище, как вставной, но органичный номер в цельном, продуманном представлении. Ко всему прочему Стрельцов был известен как любитель импровизаций, ему не раз удавалось вызвать смех на трибунах удачно проведенной атакой, когда, обманув соперника изящным движением, он продолжал свое наступление или выступление. Его приемы воспринимались как фокусы. И получалось, что силовая борьба, завоевание позиции превращались в игру один на один, в поединок иллюзиониста Стрельцова с растерявшимся противником. По подсчетам статистиков того времени, Стрельцов за все время одной игры владел мячом около трех минут, но почти постоянно именно он находился в поле зрения публики, именно за ним следил глазами болельщик. Стрельцов был одним из лучших советских футболистов и, наверное, одним из немногих артистов футбола, приковывавших к себе внимание чем-то незримым – харизмой, внутренним светом, невероятным обаянием. Он говорил, что предпочитает «умный футбол». Но не только его ходы, его пасы были продуманны, причем продуманны зачастую молниеносно, его пластика казалась зрителям осмысленной, его финты обладали своей интонацией, как актерские жесты.

Любой спорт, и футбол в том числе, позволяет проявить творчество, самовыразиться и тем самым раскрыться. Но бывает так, что, раскрывшись, человек обнажает пустоту, бессодержательность. И это не может ускользнуть от зрителя, а в искусстве – еще и от слушателя или читателя. Здесь, возможно, и кроется тайна обаяния, когда, самовыражаясь, творец раскрывается как глубокая, интересная и сложная натура. Все это происходит на уровне интуитивного восприятия и понимания, но тем не менее зритель угадывает за творчеством и широту, и размах, и удаль, и «безудерж карамазовский». Стрельцов отличался в игре контрастностью. То он стоит «руки в боки» и как будто безучастно наблюдает за игрой, то вдруг срывается и молнией проносится по стадиону. Его игра неровная, но зрелище, настоящая драма и не могут быть ровными. Зрительскому воображению нужна кульминация, нужен конфликт и его разрешение. Благодаря интуитивно избранному стилю игры Стрельцов разыгрывал свою партию, как блестящий актер, – с паузами, с патетикой, с отточенными жестами и выверенными движениями. Многие писали о неожиданности, присущей его стилю, что, несомненно, выделяло его на фоне более ровных и спокойных игроков. Но дело не просто в неожиданных решениях, а в обращении к таким решениям в сложных, порой казавшихся безвыходными ситуациях. Особенного совершенства этот стиль Стрельцова достиг уже в 60-е гг. – после возвращения в большой спорт. Он пришел к пониманию футбола как красивой, интеллектуальной борьбы. Гораздо большее удовольствие доставляли ему не забитые голы, а переданные пасы. Он обрел мудрость, поняв, что высшее мастерство в футболе – играть командой, чувствовать друг друга в своем небольшом коллективе. Многие говорят об этом, но немногие понимают это сердцем, а потому и не испытывают от игры настоящего удовольствия. Футбольная мудрость, приносящая самую сильную радость, – это ощущение себя частью единого целого, действующего как отлаженный механизм. Понимание того, что ты способствуешь этой слаженности, что благодаря твоим усилиям механизм не сбоит, легко далось Стрельцову в силу его благодушия и благородства. Познавший эту радость, он был, несмотря ни на что, счастливым спортсменом. Наверное, он был несчастным человеком, но счастливым спортсменом.