Читать «Шорох и трепет (сборник)» онлайн - страница 7

Хокка

– Папа, а, папа…

Виктор оторвал глаза от монитора и посмотрел на стоящего в двери трехлетнего сына, который теребил рукава пижамы и явно собирался реветь.

– Да, мой герой.

– Папа, папа, там хокка! – он показал рукой на спальную, – Папа, а, папа, пойдем спать со мною… – заныл-таки сын, и Виктор встал из-за стола.

Он подхватил сына на руки, прижал к себе и понес в спальную.

– Хокки не бывает. – сказал Виктор сыну, укладывая его в кровать.

– Бывает! Он там, в шкафу… скрипит! Папа, хочу, чтобы мама приехала… Папа, а, папа, а где мама?

Виктор решил, что слово «сессия» едва ли удовлетворит сына и обошелся простым «Мама учится».

– Папа, я не хочу, чтобы мама училась… Когда ее нет, приходит хокка!

Виктор лег рядом с сыном, сделал чуть ярче ночник, сказал:

– Хокки не бывает. Это раз. А во-вторых, такому большому мальчику, как ты, уже стыдно бояться!

– Я не большой, я маааленький. – уже без хныканья резюмировал сын и погладил Виктора, словно говоря спасибо за присутствие рядом, по щетинистому лицу.

– Ну, – улыбнулся Виктор, – ты уже большой. И храбрый. Вот папа, когда ему было три года никаких хокк не боялся! – в голосе Виктора скользнуло раздражение, которого он сам устыдился.

– Боялся, маленький лжец! – сказала Виктору его совесть, подбросив жару к его лицу. «Да, боялся, – признался он ей, – Но ведь мене всего мы терпимы к тем проблемам наших детей, в которых они повторяют нас… как если верим в то, что дети только для того и созданы нами, чтобы исправлять наши ошибки, и отклонение их от этой миссии – Грех Наистрашнейший. Однако вся беда в том, что при этом, мы больше всего хотим их похожести на нас, на любимых, доказывая тем самым лучше всего прочего вечную двойственность человеческих»«хочу»». Впрочем, Совесть, просто отвянь нафик!..» Закончив столь философский диалог с совестью столь грубым посылом, Виктор повернул голову к сыну и уставился в его бездонные широко открытые глаза.

– Папа, а, папа, – прошептал он Виктору, – а ты прогонишь хокку?

– Прогоню, – пообещал Виктор, – обязательно прогоню.

Сын словно ждал лишь этого обещания – засопел ровнее, а через минуту спал.

Виктор уже собирался идти работать дальше, приподнялся на локтях, но неожиданно замер, точно собака в стойке по дичи. Побыв без движения минуты три, Виктор мотнул головой, пружинисто встал и пошел на кухню. Что-то изменилось во всем его облике, он двигался плавно и хищно, напоминая уже скорее представителя семейства кошачьих. Имейся у Виктора сторонний наблюдатель, он подметил бы, что настроение у него заметно поднялось. При этом потешался он сам над собой.

– Все сапожники босоноги, – шептал он себе, точно мурлыча, под нос, – все, все…

На кухне он сделал ряд странных действий. Вынул из антресоли черный бархатный мешочек, из мешочка – кожаную перчатку, расшитую странными символами, отдаленно похожими на кельтский крест, и пузырек с надписью «СВ». Содержимое пузырька Виктор брызнул трижды в таз, который, пока он лазил по антресоли, наполнился водой из-под крана. Таз он установил на табуретке посреди кухни, по краям таза закрепил три черные свечи, которые тут же поджег. Явно удовлетворенный проделанным, он надел перчатку на левую руку, спрятал руку за спину и пошел в спальную, где спал, посапывая сын. Казалось, что Виктор идет прямо к кровати, к сыну, но у шкафа он резко отдернул дверцу в сторону и точно выстрелил левой рукой в его черную глубину.