Читать «Шкатулка Судного дня» онлайн - страница 10

Морти тщательно подбирал слова:

– Может быть, это не фатализм. Может быть, это ирония.

– О, это гораздо лучше. С иронией время течет быстрее.

В результате Куп не отправился на электрический стул (не то чтобы он сильно этого хотел). Но судья оказался приятелем Белликозов и приговорил его к десяти годам строгого режима.

Фертингтон улыбался, когда приставы уводили Купа из зала суда. Это был не фатализм и не ирония. Это была улыбка человека, которому не хватало ума понять, что пользы от него в зале суда не больше, чем от форели с нарушениями речи. Куп хотел что-нибудь крикнуть, но один из приставов заботливо ткнул его дубинкой в бок, заставив сложиться вдвое. Он спас Купа от пары лет, которые бы несомненно добавили к его сроку за «нападение». «Может быть, стоило нанять копа в адвокаты?» – размышлял Куп, лежа в тюремном фургоне и потирая больную почку.

По крайней мере, второй будущий узник заметил, что Куп уже подрался с копами, и оставил его в покое.

Это явно был не лучший момент в его карьере, но он хотя бы сумел скрыть, в каком он ужасе от того, что направляется в тюрьму.

Названия у тюрьмы не было, только GPS-координаты и скандинавская руна, означавшая что-то вроде «Вы что, правда хотите посмотреть на этих мудаков?».

Обитатели тюрьмы прозвали ее «Город прибоя», потому что она была очень далеко от океана. Город прибоя располагался в пустыне, и большая его часть пряталась под землей. Таким образом он оставался закрытым от глаз публики и, что немаловажно, прессы. Нечего кормить никчемную индустрию и позволять разным идиотам пускать слухи, что воры-маги, снежные люди и суккубы действительно существуют и могут не только угнать у вас автомобиль, но и выпить душу.

Когда Куп получил уведомление о том, что его собираются отпустить всего через восемнадцать месяцев, это показалось ему таинственным, а он терпеть не мог тайн, напрямую его затрагивающих. Сначала он подумал, что его дело перепутали с каким-то другим, но, когда охранник подтвердил, что выпустить собираются именно Купа, он закрыл рот и опустил глаза, потому что береженого Бог бережет. И все-таки ему это не нравилось. Даже с учетом хорошего поведения ему оставалось года три, прежде чем он мог бы подать заявление о досрочном освобождении.

Две недели между объявлением и освобождением Куп то ничего не понимал, то начинал всех подозревать, то снова ничего не понимал, то снова решал, что это подозрительно, и наконец впал в старую добрую мрачную паранойю. Может быть, он стал подопытным в эксперименте тюремных психологов и, когда он подойдет к воротам, все хором заорут «С первым апреля!» и вернут его в камеру?

– Удачи, Куп, – сказал его сокамерник Родни, пока Куп паковал вещи.

– Удачи? Зачем мне удача? Ты что-то знаешь?

– Расслабься, – велел Родни, – это просто выражение типа «Пока» или «Увидимся». Это ничего не значит.

– Ага, – сказал Куп, пытаясь говорить спокойно… или хотя бы не впадать в панику, – ничего. Ты ведь ничего не слышал?

– Ни слова.

– Ладно.

Родни протянул ему руку, когда Куп собрался уходить. Родни был одним из многих атрибутов тюрьмы, по которым Куп не будет скучать. Не то чтобы Родни был плохим человеком. А уж сокамерником просто отличным. Он всегда знал, когда стоит помолчать, и не трогал вещи Купа без разрешения. Больше Куп ничего толком о Родни не знал и был слишком вежлив, чтобы спросить. Он знал, что до тюрьмы Родни жил на болоте в Сьенега Гранде в Мексике и что он попал в какую-то жуткую аварию с участием автобуса тупых детишек во время весенних каникул. В чем Куп был точно уверен, так это в том, что от Родни воняло, как от кучи гниющего мусора на скотобойне, выстроенной в кишках больного слона.