Читать «Шесть тетрадок» онлайн - страница 3

Людмила Григорьевна Матвеева

— Мишка! Выходи гулять!

Хочет, чтобы Мишка был на новенького. Кто на новенького, тому и водить.

А Мишка согласен быть на новенького. Вдруг он самого Сашку Пучкова осалит? Как побежит изо всех сил, как разгонится! Раз — и хлопнет Пучкова ладонью по спине. Почему так не может быть? Очень даже может быть.

Ну, а уж если не догонит Пучкова, то Леденчика догонит без труда. За Борисом с чужого двора и бегать нечего, какой интерес за ним бегать, он толстый и непроворный.

— Мишка! Выходи гулять!

— Иду! Сейчас!

Какие прекрасные это слова: «Выходи гулять!» Ты рванёшься за дверь, и сразу — другая жизнь, другой свет, другая скорость. И ноги сами несут тебя — быстрее, быстрее. Там, во дворе, — игра, и спор, и крик до хрипоты. Там Сашка Пучков и его превосходство, от которого тебе иногда тоскливо. Но зато там Таня. Таня Амелькина прыгает через верёвочку, лёгкие ноги мелькают, мелькают.

— Иду! — кричит Мишка. — Сейчас!

Он спрыгивает с подоконника.

И тут бабушка говорит:

— Куда? Даже не думай и выбрось из головы.

Бабушка говорит очень чётко и размеренно, как будто диктует диктант.

— В чём ты пойдёшь? Ботинки я сегодня в починку отнесла, только завтра будут готовы. Теперь же любой сапожник ставит свои условия.

Мишка молчит. В голове у него звенит двор, он почти не слушает бабушку. Бабушка садится на диван, натягивает папин полосатый носок на перегоревшую лампочку и начинает штопать. А Мишка стоит посреди комнаты и держит под мышкой куртку.

— И почему обязательно по улице носиться? Ты что, уличный мальчик? Сядь и почитай Лермонтова. Я в твоём возрасте почти всего Лермонтова наизусть знала. А эти уличные беспризорники пускай бегают.

— Бабушка! — взмолился Мишка. — Я могу в тапках, мои парусиновые тапки совсем целые. Даже лучше, чем в ботинках. И почему беспризорники? У Сашки отец милиционер, у него наган настоящий.

— Господи боже мой, — вздыхает бабушка и натягивает на лампочку второй носок. — Наган! И это называется счастливое детство.

Бабушка перестаёт штопать и начинает нервно дергать себя за пальцы, за каждый по очереди, как будто хочет оторвать. Пальцы хрустят.

Папа не разрешает Мишке ссориться с бабушкой.

«Бабушка человек старого закала. Её не перевоспитаешь», — так сказал папа.

А разве Мишка собирается бабушку перевоспитывать? Разве ему больше нечего делать на этом свете? Да он и слова не сказал бы, удрал на улицу, и всё. Ну может быть, дверью хлопнул бы чуточку громче, чем нужно. Чтобы бабушка поняла, что он, Мишка, ни капли с ней не согласен насчёт счастливого детства.

Мишка молчит. Он хотел бы сказать бабушке, что ему совершенно всё равно, есть у него целые ботинки или только рваные с побелевшими носами. Ему безразлично, в подвале они живут или не в подвале. Не всё ли равно, на каком этаже жить? Очень даже хорошо они живут. Посреди комнаты стоит стол, за ним можно обедать и делать уроки. Клеёнка немного забрызгана чернилами — это когда у Мишки перо сломалось. Ну и что, если забрызгана? У них очень хорошо дома. Над этажеркой висит чёрное круглое радио. На окне — голубая занавеска, мама выкрасила марлю синькой, получилось очень красиво. Мама вообще молодец.