Читать «Шарф» онлайн - страница 8
Игорь Сапожков
— Коленька, мальчик мой, что случилось?
— Мама, я должен тебе всё рассказать… У меня был контакт… Я общался с гуманоидами… — из рук матери выпал стакан воды, — я даже был на их космической тарелке, — хирург закрыл глаза, его лоб покрылся капельками пота, губы мелко задрожали. Было очевидно, что он пытается выкопать из глубин памяти, какие-то очень важные события, — я знаю в это трудно поверить, но это так! Мама, они предупредили нас о великой катастрофе!
— Кого нас, Коленька? — мама подняла на Глушко усталые глаза.
— Нас! Землян! Я больше не могу это скрывать…
Мать плакала. На покрытом паутиной глубоких морщин лице, слёзы оставили две влажные тропинки. Она не плакала когда в 40-м расстреляли её мужа — румынского шпиона. Она не плакала, когда под Курской Дугой погиб её брат — офицер, Красной Армии. Последний раз она плакала, когда в кремлёвском гараже, доблестный комендант Кремля Мальков, расстрелял её подругу, правую эсерку Фанню Ройд, больше известную под фамилией Каплан.
Николая Глушко месяц допрашивали в местном КГБ, но кроме того, что нельзя открывать реактор четвёртого энергоблока Чернобыльской АЭС, который существовал ещё только в чертежах и был покрыт броней тайн, толщиной с лёд на Северном Полюсе, они ничего не добились. Никто и слушать не хотел о инопланетянах, а о том, чтобы докладывать о них вышестоящему руководству, даже и речи не было. Семь месяцев Николай находился, на принудительном лечении в одноместной палате психдачи. Только однажды к нему пустили мать. Она пришла прощаться:
— Коленька, я тебе верю! Я знаю как важно, что бы тебе кто-то верил! И помни сынок — нужно бороться за каждый кусочек той правды, что ещё осталась в этом мире, а то вообще ничего не останется! Это всё инсинуация НКВД, что правды нет, есть угол зрения. Правда существует, её не нужно видеть или слышать, её нужно воспринимать на подсознании, постигать, а иногда даже чувствовать… Я тебе верю! — повторила она. — Ведь тогда, в августе 18-го, мы с Фаннечкой, весь день сидели в библиотеке на Серпуховской, потом я ушла с мамой в парикмахерскую, а её схватили… Знаешь Коленька, она же почти слепая была, лечилась всё время… А тут с первого выстрела, чуть не убила Ульянова. Я Бедному писала, но Демьян тогда сам ещё не прозрел…
На следующий день мама умерла.
Когда Николая отпустили, он первым делом отправился на могилу матери, долго сидел под отцветшей яблоней, глядя на деревянный крест, заботливо установленный неизвестными людьми. Могила матери была усыпана крупными розовыми лепестками. Странно, но на кладбище ему полегчало, прояснилась голова, стало легче дышать. Потом он поехал домой, но не смог открыть дверь квартиры своим ключом. Он до темноты просидел на лавочке у песочницы. Всё стало на свои места, когда из такси выпорхнула невеста. Она поправила юбку на талии, уверенно взяла за руку завкафедрой гинекологии мединститута, давнего приятеля Глушко и призывно потянула его в сторону парадного подъезда. Ту ночь доктор Глушко провёл в полуподвальной квартире Нарзана. Аслан-Заде Болсунбекович хвастался удачливыми внуками, хирург невпопад кивал. На следующий день он отправился на работу. В фойе больнице его остановил гардеробщик дядя Тимофей и позвал парторга Морина. Тот поздоровался, вальяжно кивнув подбородком и повёл его в свой просторный кабинет. Над столом Морина висел портрет Феликса Дзержинского на фоне короткого, как выстрел в упор, призыва: «Бди!» Беседа не продлилась и трёх минут. Выскочив из кабинета, доктор сильно захлопнул за собой дверь. Затем появился Морин: