Читать «Чур, мой дым!» онлайн - страница 79

Алексей Михайлович Ельянов

Дядя Никита жил по-прежнему. Аккуратно вставал в семь часов пятнадцать минут, подходил к мутному зеркалу, выщербленным гребешком причесывал волосы, освежал лацканы пиджака и уходил в контору. И ничто не изменилось ни в его привычках, ни в поведении, будто все заботы о хозяйстве и громадном долге его не касались.

Осенью мы купили телку. Старушки в сарае уже давно не было, ее зарезали и продали на рынке.

Вели телку через весь лесопарк. Она упиралась дрожащими ногами, мычала и дико таращила большие влажные глаза.

— Не бойся, Зорька. Не бойся, кормилица, — причитала возле нее тетушка и небольно похлестывала пучком сухих веток.

Я приносил Зорьке пойло с кусочками хлеба и рыбьим жиром. Она широко расставляла толстые короткие ноги, падала на колени, захлебывалась, вскидывала головой, раздувала ноздри и жадно ловила мой палец белым шершавым языком. В сарай приходила тетушка. Гладила Зорьку по черным вздутым бокам, почесывала горячие бугорки на лбу, где намечались рожки, и приговаривала:

— Расти, расти, голубушка. Ласковая наша. Скоро твое молочко будем пить.

Неурядицы в школе

Работали мы с тетушкой много, и часто я уходил в школу, не имея даже отдаленного представления о том, что же мне говорить, если вызовут на уроке. Тетя очень надеялась на мои врожденные способности и на помощь свыше…

— Ты вот перестал писать записки братцу Иоанну, теперь почти каждый день двойки получаешь.

Я и в самом деле перестал писать записки, читать молитвы.

А двоек я наполучал немало. До чего же противно было чувствовать себя последним учеником в классе. Учителя как бы привыкли к тому, что я ничего не знаю, спрашивали все реже и обидными наводящими вопросами старались вытянуть хотя бы на удовлетворительную оценку.

Меня вызвал к себе директор, пригрозил:

— Не хочешь быть школьником, пойдешь в ремесленное.

Угроза испугала меня и огорчила. Школу я любил, а что такое ремесленное училище, не мог даже представить. Казалось, что там учатся только совершенно неспособные люди, отпетые хулиганы и бездельники. Думал, что нет ничего более стыдного, чем стать ремесленником. Так считали и многие наши ребята. Ремесленников они называли презрительно «ремесло». Мне все более стыдно было ходить в школу еще и потому, что я одевался во все старое, залатанное. Даже на праздники не мог принарядиться.

Однажды мы поехали всем классом в театр Ленинского комсомола. Перед дорогой тетя долго старалась одеть меня поприличнее. Достала из чемодана белую парадную рубашку дяди Никиты, но не успела ее разгладить (утюг от долгого бездействия заржавел). Тетя кое-как расправила непомерно широкий ворот, повыше закатала длинные рукава, в коробочке среди ниток и пуговиц отыскала галстук, которым дядя пользовался еще в молодости. Галстук был яркий, шелковый, узкий и длинный, вроде ленты. Он мне понравился. Тетя завязала его тонким узлом, а концы заправила под брюки. Полюбовалась со стороны.