Читать «Чур, мой дым!» онлайн - страница 76

Алексей Михайлович Ельянов

Вдруг услышал скрип снега и частое шарканье валенок. Идут! Я взглянул на часы. Без четверти двенадцать.

Открылась дверь. Клубы холодного воздуха ворвалась в кухню. Тетя и дядя — как в тумане. Но что это? Тетя едва стоит на ногах. Вот она, не раздеваясь, неверным шагом идет в комнату, проходит мимо меня, стаскивает с головы припорошенный снегом платок и падает на колени перед иконами.

— Господи! — вскрикивает тетя. — Господи, ты всеблагостив, всемилостив. За что так караешь?!

Дядя снял пальто, сел на табурет возле плиты, опустил голову.

— Господи, — молилась тетя, — я всю жизнь тебя славлю. За что ты так нас, за что? Как же мы теперь жить-то будем? Ведь по миру пойдем!

Тетя заплакала, ее спина затряслась, седая голова стала клониться и коснулась пола.

— Молись, сыночек, — сказала мне тетя сквозь слезы. — Вымоли пощаду. Душа твоя светлая, он услышит, не отвернется от сироты. Молись, детка моя. У дяди твоего все деньги украли.

Я не мог подогнуть колени, не мог поднять руки, чтобы перекреститься, не мог сказать ни одного слова богу.

Дядя сидел все там же, возле плиты на табурете, все в той же позе. Голова его поникла, волосы повисли растрепанными прядями. Вдруг он сказал тихо, но жестко, чуть заикаясь:

— Оставь, Матрена. Бог тут ни при чем. Я сам виноват. Не надо было спать в трамвае.

Меня вдруг стало знобить, как будто я был виноват в этом несчастье.

Тетя на секунду притихла, а потом закричала:

— Дай смерти, дай мне смерти, господи! Измучил ты меня, испытал. Потоптала я землю твою грешную, нерадостен стал мир. Дай смерти теперь мне, господи! Избавь от пыток твоих.

— Тетя, тетушка, не проси смерти, а мы-то как будем?.. — Я стал поднимать ее с колен, она не сопротивлялась.

— Не возьмет он меня. Видно, не пришел еще срок, — сказала вдруг тетя спокойным и твердым голосом и вытерла слезы концом платка. Она подошла к дяде Никите, коснулась рукой его головы: — Не убивайся. Корову продадим. Все продадим, а вернем твои деньги.

— Конечно, вернем, — обрадовался я. — Буду работать сколько надо. Могу даже в школу не ходить. Мы все вернем, не убивайтесь только.

Дядя встал, подошел к мутному зеркалу, причесал выщербленным гребешком волосы, и они легли гладкой волной на один бок.

— Спасибо, — сказал он, — спасибо.

Наверное, от растерянности или от какого-то иного вдруг нахлынувшего чувства я зачем-то побежал в сарай к нашей корове, к единственной теперь нашей спасительнице.

Корова лежала в темноте, похрустывала жвачкой и тяжело вздыхала. Я долго смотрел на ее вспученный бок и думал: «Вот и все. Не будет у меня ни свитера, ни нового костюма. Ну и пусть не будет. Я буду делать все… Днем и ночью… Мне ничего не надо, лишь бы им…» Чувство любви и жалости к тете и дяде душило меня.

Корова тяжело вздохнула, поднялась и полезла мордой в пустую кормушку.

— Сейчас, сейчас принесу тебе сена. Подожди немножко, потерпи, все для тебя сделаю.

К нашему несчастью в лесопарке отнеслись по-разному: на службе дяде дали строгий выговор с занесением в личное дело, но на работе оставили, назначив двухлетний срок выплаты долга.