Читать «Чур, мой дым!» онлайн - страница 37

— Не всем, — сказал Юрка, — не радуйся. У Монашки, как только война началась, сына убили. У дяди Матвея — тоже. У него сын танкист, вся грудь в орденах. На фотокарточке видел. — Юрка помолчал, ковырнул еще раз землю, поднялся. — Пошли, — сказал он, — а то опоздаем.

Стараясь не отставать от Юрки, я спросил:

— А что будешь делать после кино?

— Не знаю. Похожу, постругаю. А может, на речку пойду — искупаться.

— Возьми меня с собой. Я тебе место рыбное покажу. Оно, правда, не мое — Дульщика. Да он не обидится. Там во какие голавли ходят. На кукане видел?

— Видел, — сказал Юрка и остановился. Он внимательно посмотрел на свой ножичек.

— Давно сделал? — спросил я.

— Это не мой, — сказал Юрка.

— Что, выменял?

— Нет, — ответил он и смущенно признался: — Я его отнял. Еще давно отобрал.

— У какого-нибудь шкета?

— Нет, — сказал Юрка и протянул ножичек мне. — На, передашь его… — Юрка не сказал кому и буркнул: — Ладно, я сам.

— Да чего ты, давай. Передам кому надо.

— Не, я сам, — сухо бросил он и спешно зашагал к детдому.

В столовой было сумеречно и душно. Перекрывая громкий шепот и возню мальчишек, уже трещала динамка. Нам с Юркой достались дальние неудобные места. Начался фильм про моряков. Немцы рвались к Севастополю, и они, наверное, захватили бы его, если бы не преградили им путь пятеро отважных в бескозырках. Они обвязали себя гранатами, закурили последнюю цигарку, одну на всех, и по очереди начали бросаться под вражеские танки.

Подвиг матросов так поразил ребят, что после окончания фильма мы только и говорили о героях и героизме. Мы даже по нескольку раз переспрашивали друг друга: «А кем воюет твой отец?». И оказалось, что почти у всех ребят отцы во флоте. Спрашивали об отце и у меня. Я не мог признаться, что он сидит в тюрьме, и отвечал уклончиво: «Кто его знает, он мне не пишет об этом». А самому было мучительно стыдно сознавать свою ложь и то, что мой отец совсем не герой, а заключенный.

Клешня хвастал больше других. Время от времени он широко обводил свою грудь от плеча до плеча, показывая, сколько у его отца — генерала — всяких наград.

— А до Берлина дойдет, так ему и вешать некуда будет, — огорчился Клешня.

— Ордена будут за ним на подушечках носить, — участливо подсказал Кузнечик.

— Дурак, — обрезал Клешня. — На подушечках — это когда за мертвым. А моего отца нельзя убить, он бабушкой заговорен. Она ему такое слово сказала, что никакая пуля не возьмет.

— Ты тоже это слово знаешь? — спросил Рыжий.

— Конечно, знаю, — небрежно бросил Клешня.

— И никакая пуля тебя не возьмет? — пискляво и восторженно спросил тот самый шкет, который посмеивался над Дульщиком.

— А ты как думал, конечно, никакая.

— И даже граната? — все больше удивлялся шкет.

— Граната тоже, — уже несколько неуверенно ответил Клешня.

— И даже бомба? — спросил Кузнечик с недоверием.