Читать «Чехарда. Повести» онлайн - страница 245

Анатолий Георгиевич Алексин

— Спасибо, — сказала я ему. И почувствовала, что могу расплакаться. — Спасибо вам…

— Ну что ты! Это мой долг.

«Нет, не только „для дома, для семьи“ старается Павлуша, — еще раз подумала я. — Как же мы бываем несправедливы!»

В заключение он рассказал, что из далекого сибирского города звонил мой отец, которого Павлуша всегда называл моим «папой».

— Интересовался, как ты сдала экзамены в университет. Очень был рад… Просил передать поздравление и привет. Они там еще в одном месте обнаружили нефть.

«Тоже подземных дел мастер!» — безразлично подумала я об отце.

Павлуша обещал позвонить на другой день в час ужина.

Но Павлуша не позвонил.

— Человеку свойственно искать причины для тревог, — сказал профессор Печонкин. — Пойдемте все вместе в кино. Он позвонит завтра. Ведь так?

— Он позвонит! — пообещала и Нина Игнатьевна.

Я нервно кромсала в столовой салфетки и вскоре восседала посреди мусора. Гриша нагнулся, собрал все бумажки и положил их на стол.

— Пойдем в кино… — попросил он меня.

Но я не пошла.

Профессор Печонкин дал мне талончик на пятиминутный разговор с Москвой. Когда я направилась в сторону гардероба, он постучал палкой по полу. Я обернулась.

— Возьмите еще талон, — сказал он. — Можете разговориться о чем-нибудь. Так? И назовите телефонистке мою фамилию. Печонкин!

— Я знаю.

— В кабине можно запамятовать. Я, например, когда слышу междугородных телефонисток, теряюсь.

Я знала, что Павлуша не мог забыть о своем обещании, не мог нарушить его без причин. Без какой-то особой причины!

Женщина, проводившая свой отдых в телефонной кабине, и на этот раз была там.

Она долго выясняла, покупают ли кому-то творог на рынке. Потом объяснила, как надо делать компресс.

Я смотрела ей в спину со злым нетерпением… Когда нас волнует что-то свое, мы глухи к чужим заботам и бедам. Я, по крайней мере, была глуха.

«Почему так долго не дают Москву?» — придерживая рукой вдруг обнаружившееся сердце, думала я.

К телефону подошла мама. Голос ее всегда был еле слышным, будто она говорила сквозь свой платок.

— Почему Павлуша не позвонил? — сразу спросила я.

— Он у Корягиных.

— А что у них?

— Алексей Митрофанович умер.

Я примчалась в контору «Березового сока» и сообщила, что уезжаю в Москву.

— Что за эпидемия? Вчера один уехал, сегодня еще… — без укора, а с огорчением сказала пожилая сердобольная женщина, явно не желавшая меня отпускать. — Для лечения определенный срок установлен.

— Мне очень нужно!

— А с врачом ты это согласовала? — по-матерински заинтересованно спросила она.

— Мне все равно очень нужно!

Она взглянула на меня повнимательней — и сразу достала из ящика толстую, разлохмаченную папку путевок.

— Как твоя фамилия?

Я ответила.

Она отыскала путевку. Стала разглядывать ее. Я тоже взглянула… И увидела, что на первой, второй и третьей строках были зачеркнуты какие-то слова.

— Можно мне посмотреть?

Она протянула путевку.

«Корягин Алексей Митрофанович» — было написано лиловыми чернилами и зачеркнуто черными. А сверху было втиснуто: «Андросова Галина Евгеньевна».

— Заявление напиши. С объяснением причины, — все тем же огорченным голосом попросила женщина.