Читать «Чехарда. Повести» онлайн - страница 224
Анатолий Георгиевич Алексин
— Неприятна? Ничего подобного! Просто он не стал певцом. Значит, практически это для него не имело значения!
— Он был очень способным мальчиком. Не у меня… А потом. Побеждал на математических олимпиадах. Я на него не сержусь.
— А на этого певца?
— На Женю Наливина? — Виктор Макарович помолчал. — В ошибках учеников, вероятно, и учителя виноваты.
— Ну уж нет! — возмутился я. — Только он виноват. Только он! И еще Дирдом…
— Хорошо, что Маргарита Васильевна дирижирует хором, — неожиданно сказал Виктор Макарович. — Она все сбережет… Я уверен.
— Сбережет! Она сбережет, — закричал я. — А с этим художественным руководством… Лукьянов сказал: «Нехорошо получилось». Он хотел все абсолютно переиграть. Но опоздал…
— Это было бы невозможно, — сказал Виктор Макарович.
— Почему?
— Ну, во-первых, Женя Наливин мой ученик. А во-вторых, победа за чужой счет… это почти поражение. — Он подошел к окну. Мне показалось, для того, чтобы скрыть от меня лицо. — Кажется, пора подводить итоги…
— Ни за что! — закричал я. — Ни за что… Лукьянов с мамой еще такое придумают! А вы пока отдохните… Вот если бы мне предложили сейчас отдохнуть, я был бы счастливейшим человеком! А помните, вы сочинили две песни? Они ведь имели такой успех! Еще сочините… А мама напишет текст. Она сейчас как раз в литературном кружке!
— Добрый ты мой «объявляла», — сказал он, не отрываясь от окна.
Сердечная недостаточность
«Вы можете разорвать мое письмо, не прочитав его. Разрешите все же мне, как виновной, произнести последнее слово. Выслушайте меня! Я знаю, за уроки, за опыт надо „платить“. Но я заплатила за свой опыт чужой жизнью. Это преступление… Я понимаю. И, поверьте, проклинаю тот день, когда в длинном списке, напечатанном на машинке, увидела свою фамилию и подумала, что совершилось главное: я принята в университет. На самом-то деле… Разве может подобная строчка решить судьбу человека? За фактом последует другой, за праздником — болезнь, а за строчкой — следующая, быть может, совсем иная. Выслушайте меня!»
…Когда тот список наконец прикрепили к доске объявлений, а спина лаборантки из деканата перестала загораживать его и я узрела свою фамилию в числе «принятых», мне уже не слышны были чужие вздохи, невидны слезы. Я скатилась по лестнице, зная, что внизу меня ждет Павлуша. Если бы даже случилось землетрясение, я все равно увидела бы его возле университетских дверей.
— Все в порядке! — провозгласила я. Он протянул мне букет, хотя остальные родители ничего, кроме волнений, с собою не принесли.
— Я тоже хотел подняться. Но вдруг бы мы разминулись?
Он всегда казался виноватым, когда преподносил что-нибудь мне или маме. А так как преподносил он почти каждый день, у него постоянно было лицо извиняющегося человека. «Или просто интеллигентного», — сказала мне как-то мама.
— Спасибо за цветы, — дежурно отреагировала я.
Трудно благодарить от души ежедневно. Все, наверно, может стать будничным: и заботы, и готовность пожертвовать за тебя жизнью. Несправедливые чувства… Но Павлуша другого отношения к себе и не ждал.